Array Коллектив авторов: Казанский альманах 2016. Агат

С улыбкой выслушивала Нурсолтан поэтические строфы, написанные самим солтаном и посвящённые его жене, отцу, любимому городу. Она видела, как он оживает и загорается под её внимательным взглядом, с какой жадностью вслушивается в ответные речи. Он был словно большой ребёнок, но ребёнок с чистой, тонко чувствовавшей душой. И когда настало время намаза и будущим супругам пришлось расстаться, Нурсолтан испытала чувство лёгкой досады.

– Я в жизни не видела дня благословеннее этого, – прошептала она. – Мы не знаем всего, что начертано Аллахом на покрывале нашей судьбы, когда противимся его мудрым решениям.

Засыпая этой ночью в своей постели, Нурсолтан с изумлением думала: «Сегодня я уже не желаю умереть с такой безудержной силой. И уже не проклинаю судьбу, толкнувшую меня в объятья нелюбимого. Моя боль уже не так сильна, и образ Менгли, о котором я молю Всевышнего все эти дни, меркнет в тумане забвения».

Наутро ханские табибы, осмотрев Нурсолтан, нашли, что она вполне здорова, и хан Махмуд назначил день бракосочетания. Шахназ, которая сочеталась браком с солтаном Ибрагимом месяц назад, было позволено навестить невесту наследника. Нурсолтан встрече с сестрой обрадовалась, а Шахназ с порога затараторила о новостях, которых у той накопилось более чем достаточно. Вторая жена солтана Ибрагима выглядела вполне довольной жизнью. По её словам, муж был внимателен и ласков с ней. А сопернице Фатиме-солтан, до того бывшей единственной женой Ибрагима, Шахназ не дала спуску с первых же дней.

Слушая, как сестра расписывает свои победы над старшей женой солтана, Нурсолтан улыбалась. Её Шахназ совсем не изменилась, казалось, никакими переменами нельзя было погасить боевой пыл, горевший в этом черноглазом создании Всевышнего.

– Она считает, что имеет все права на Ибрагима, потому что родила ему сына и ожидает второго ребёнка. Мне ничего не стоит принести моему господину хоть десять сыновей, я очень крепкая и никогда не болела! Кендек-эби [7] Кендек-эби – повивальная бабка. запретила Фатиме посещать хана в ночные часы, потому что это может повредить ребёнку, и Ибрагим все ночи проводит со мной! – Шахназ довольно хихикнула. – О Нурсолтан, я была бы с ним вполне счастлива, если бы у него были такие же синие глаза, как у Хусаина, и будь он так же красив.

Упоминание о своей детской любви вдруг разом испортило задорное настроение Шахназ. С глубоким вздохом она уселась на скамью, оглядывая ханский сад, по которому они прогуливались с Нурсолтан.

– А ты вспоминаешь о Менгли?

– Шахназ! – Нурсолтан с тревогой огляделась. – Ты ведёшь себя так беспечно. Последний раз, когда мы говорили о нём, наши речи услышал сам хан. Мне не хотелось бы, чтобы ему донесли, что невеста наследника вздыхает о посторонних мужчинах.

– А ты о нём, конечно, не вздыхаешь, – с сарказмом произнесла Шахназ. – Должно быть, ты увлечена своим будущим мужем! Представляю тебя влюблённой в наследника Халиля! Мой муж говорит, что Халилю следовало родиться девчонкой, надеть на него платье и драгоценности…

– Прекрати, Шахназ! – рассердилась Нурсолтан. – Какие глупости ты повторяешь. Должно быть, твой супруг просто завидует солтану Халилю, ведь хан выбрал в наследники не его!

– О-о!!! Что я слышу! – Шахназ даже подскочила на скамье. – Да, ты, похоже, и в самом деле влюбилась в своего Халиля! Как горячо ты защищаешь его, ещё немного и ты расцарапала бы мне лицо.

– Оставь свои шутки, – Нурсолтан откинулась на спинку скамьи. – Солтан Халиль – достойный человек. Он мне нравится, но я боюсь. – Она замолчала, почувствовав, как внезапно задрожали губы, перед тем как вымолвить имя, которое она запрещала произносить себе уже много дней. – Я боюсь, что Менгли мне не забыть никогда.

Нурсолтан задумалась, не обращая внимания на Шахназ, которая, как всегда, легко перепорхнув на другую тему, принялась увлечённо расписывать подарки, которыми одаривал её Ибрагим. «Да, старый хан был прав, – думала она, – боль почти ушла. Я уже не чувствую её острых шипов. Но как печально, как тоскливо становится на душе, когда возникает передо мной твоё лицо, Менгли. А помнишь ли ты обо мне, вспоминаешь ли тот солнечный день на берегу Яика?» Нурсолтан провела рукой по лицу, словно отгоняя запретные видения, от которых начинало шуметь в голове, и глаза застилал туман. «Я запрещаю себе думать о тебе, Менгли! Оставь меня, уйди из моих снов! Через два дня я стану женой Халиля. Я отдам ему всю себя, потому что половины он не примет, он почувствует любую фальшь и замкнётся в своей раковине, как одинокий отшельник. А я не должна ему позволять этого. Я не подведу хана Махмуда, я не подведу Землю Казанскую, которая ждёт верного шага от меня. Я клянусь перед Аллахом Всевидящим, что буду хорошей женой солтану Халилю и не нарушу своей клятвы, Менгли! Уходи, я прошу, уходи!!» Она не почувствовала, как одинокие слёзы, одна за другой, покатились по её щеке. Нурсолтан так и сидела безмолвно, словно издалека слыша беззаботный щебет Шахназ.