Array Коллектив авторов - Казанский альманах 2019. Лазурит

К праздничному обеду явились обычные завсегдатаи – братья Россеты, Жуковский, Голицын, Скалон, Сергей Мещерский, Поль и Надина Вяземские и вездесущий Дантес. Блюда, поданные гостям в несколько перемен, оказались выше всяких похвал, напрасно хозяйка Екатерина Андреевна волновалась и переживала. Обед был превосходный, как и послеобеденное время, проведённое за приятными и весёлыми разговорами. Близкие друзья посмеивались над именинницей:

– Самовар-паши, неси чаю!

Такое прозвище Софья Николаевна получила за обязанность разливать вечерний чай. Она смеялась вместе со всеми, поблёскивая большими выразительными глазами. Софи Карамзина давно уж считалась старой девой, годы её перевалили за возраст Христа. Она числилась фрейлиной при императорском дворе, но появлялась там не чаще Екатерины Гончаровой, которая за неимением приличествующих её положению платьев вынуждена была пропускать большинство мероприятий в Аничкове и Зимнем. Софья, отличавшаяся острым умом, насмешливым, а часто и язвительным нравом, примечала за гостями любое несоответствие, тайный взгляд и вздох, делая свои проницательные, а порой и беспощадные выводы.

Вот и сейчас она при взгляде на Геккерна, которого продолжала упорно величать Дантесом, искривила саркастически губы. Жорж хоть и не отходил всё это время от Катеньки Гончаровой, но нежные взгляды бросал на Натали, печальную с самого приезда. Жена Пушкина за весь день не улыбнулась ни одной шутке, впрочем, она всегда такая – равнодушная ледышка! Софи перевела взгляд на Александра Сергеевича и вздохнула. Нет, эта чета решительно желает испортить её праздник! Пушкин так тосклив, задумчив и чем-то озабочен, что наводит хандру на всякого, кто на него посмотрит. А эти его блуждающие дикие взоры то на Дантеса, то в сторону жены, так и попахивают Шекспиром и мавританскими страстями. Слуга доложил о приезде новых гостей, до ревнивых ли тут метаний Пушкина?! И всё же Софи вырвала минутку, на правах хозяйки и именинницы вызвала француза на разговор. В укромном уголке потребовала объяснений:

– Вы со мной не откровенны, милый барон, так в кого же вы влюблены – в Натали или Катрин?

Жорж рассмеялся, как всегда, шаловливо:

– Когда вы рядом, я влюблён только в вас, прелестная Софи!

Говоря свои комплименты на французском, Жорж казался неотразимым, и всегда острая на язык Софья Николаевна не нашлась, что ответить, лишь погрозила ему пальчиком и перевела разговор на другое – напросилась на танец. А после удовлетворённо расправила веер, подумала, что, заняв Дантеса, хоть немного успокоит Пушкина. Был ещё один способ отвлечь ревнивца: прибывшая в числе последних гостей дочь канцлера Кочубея графиня Строганова. Блистательная Наталья Строганова являлась первой лицейской любовью Александра Сергеевича и не так давно приехала в Петербург из Харькова, где её супруг, сводный брат Идалии Полетики, служил генерал-губернатором. Софи отыскала Пушкина среди гостей и, по-свойски взяв его под руку, кокетливо протянула:

– Александр Сергеевич, отчего вы не подойдёте к Наталье Викторовне? Я уверена, что графиня жаждет переговорить с другом своей юности.

Пушкин покраснел. Она не знала, из-за чего: потому ли, что ему претило всякое раболепство, а генерал-губернаторша была лицом значительным; или поэту вспомнились дни его влюблённости, а обольстительная графиня могла воспламенить угасшие чувства. Что было на душе у Пушкина, любопытствующей Софи оставалось только гадать. Александр Сергеевич направился в сторону гостиной, где сидела Строганова, но вдруг вернулся:

– Нет, не могу.

– Что такое?

– Там уже сидит этот граф.

– Какой граф?

– Дантес, Гекрен, что ли!

И столько раздражения прозвучало в голосе Пушкина, что Софи окончательно отказалась от попытки хоть немного изменить ситуацию.

А в разгар вечера Дантес уже кружил в мазурке Натали. И она – изящная, божественно прекрасная в розовом платье то легко неслась в танце с бароном вперёд, глядя на кавалера через немного приподнятое своё плечо, то грациозно кружилась вокруг мужчины, когда он с готовностью падал на одно колено. Зачаровывающая всех пара невольно заставляла любоваться ими и отмечать, как прелестно они смотрелись вместе: оба высокие, статные, красивые и молодые. Все наслаждались видом их танца, один лишь Пушкин стоял напротив в дверях молчаливый, угрожающий и бледный, как сама смерть.

Ближе к концу сентября наконец была закончена и частично переписана набело «Капитанская дочка». Пушкин отправил половину рукописи цензору Петру Корсакову на рассмотрение с сопроводительным письмом, где просил сохранить в тайне имя автора. Неудача ли «Истории пугачёвского бунта» подвигла поэта к такому решению или какие другие расчёты, осталось неизвестным.