ПИОНЕР - Пионер, 1939 Октябрь 10

Приходили бывшие солдаты в гимнастерках, выцветших под галицийским солнцем, в порыжевших разбитых сапогах.

Приходили седоусые старики-путиловцы, приходили железнодорожные машинисты, приходили черноморские и балтийские матросы - замечательные большевики, первые чекисты.

Начиналось совещание.

Сидя за своим столом, поглядывая то на одного, то на другого товарища, Дзержинский докладывал. Негромким и спокойным голосом, очень коротко, ясно и понятно он объяснял, как надобно раскрывать какую-либо контрреволюционную вражескую организацию.

И чекисты слушали его, затаив дыхание.

Объяснив и рассказав, Дзержинский спрашивал:

- Вопросы есть?

На все вопросы, даже на самые незначительные, он подробно отвечал. Потом весь план обсуждался чекистами. Дзержинский внимательно выслушивал все предложения.

- Это верно, - иногда говорил он, - вы правы.

Или:

- Это неверно, если мы пойдем на это, все дело может сорваться.

И объяснял, почему.

Иногда во время такой беседы вдруг звонил телефон. Дзержинский брал трубку.

- Да, - говорил он, - слушаю. Здравствуйте, Владимир Ильич!

В кабинете становилось так тихо, что было слышно, как дышат люди. Дзержинский говорил с Лениным. Его бледное лицо слегка розовело. А чекистам в такие минуты казалось, что Ленин говорил не только с Дзержинским, но через него и с ними всеми.

Нередко после конца совещания Дзержинский находил что-нибудь на своем столе: два куска сахару, завернутые в папиросную бумагу, или пакетик с табаком, или в бумаге ломоть серого хлеба.

Это оставляли чекисты своему начальнику.

В стране был голод, и Дзержинский недоедал так же, как все. Было стыдно просто принести ему два куска сахару: вдруг еще рассердится. И чекисты оставляли на столе. Но он не сердился.

Он разворачивал бумагу, в которой аку-ратно были завернуты два кусочка сахару, и необыкновенная, грустная улыбка появлялась на его лице. За глаза чекисты называли его отцом.

- У отца нынче совещание, - говорили они.

Или:

- Отец вызывает к себе. Или:

- Отец поехал в Кремль, к Владимиру Ильичу.

Иногда по ночам он ходил из комнаты в комнату в здании Чека.

В расстегнутой шинели, в старых сапогах, слегка покашливая, он входил в кабинет молодого следователя. Следователь вставал.

- Сидите, пожалуйста, - говорил Дзержинский и садился сам.

Несколько секунд он пытливо всматривался в лицо своего собеседника, потом спрашивал:

- На что жалуетесь?

- Ни на что, Феликс Эдмундович, - отвечал следователь.

- Неправда. У вас жена больна. И дров нет. Я знаю.

Следователь молчал.

- И Петька ваш один дома с больной матерью, - продолжал Дзержинский. - Так?

Вынув из кармана маленький пакетик, Дзержинский весело говорил:

- Это сахар. Тут целых два куска. Настоящий белый сахар. Это будет очень полезно вашей жене. Возьмите! А с дровами мы что-нибудь придумаем. Сколько лет вашему Петьке?

- Семь.

- Читает уже? Пишет?

Час - два он ходил от работника к работнику. И никто не бывал забыт в такие обходы. Он разговаривал с машинистками, с курьерами, и для всех у него находилось бодрое слово, приветливая улыбка, веселое «Здравствуйте!»

- Отец делает докторский обход, - шутили чекисты.

Как-то поздней ночью он шел домой. Была промозглая осень. Моросило, стоял туман. Возле старого, полуразрушенного дома собралась небольшая толпа. Дзержинский подошел, послушал разговоры. Из подвала дома доносился глухой сердитый голос, там кто-то бродил, чиркал спичками и ругался.

- Что случилось? - спросил Дзержинский.

- Да вот мальчишка, беспризорный, что ли, - сказала женщина в тулупе, - залез в подвал, да, видно, и заболел тифом. Лежит без сознания, а вынести невозможно: окна высокие, а дверь завалило. Муженек мой там ходит, ищет выхода…

Дзержинский ушел и через четверть часа вернулся с десятком красноармейцев. Красноармейцы несли ломы, кирки, лопаты, носилки. Очень быстро разобрали часть стены и влезли в подвал. Дзержинский жег по нескольку спичек вместе.

Мальчика нашли в дальнем углу. Он был в забытьи и стонал едва слышно, птичьим голосом. Дзержинский встал возле него на колени.

- Его крысы искусали, - глухо сказал он, - вот руку и здесь тоже. Он заболел, видимо, тифом, потерял сознание, а крысы и накинулись на него… Посветите мне, я его вынесу.

Он поднял мальчика на руки и бережно понес свою ношу. Уже светало. По-прежнему возле дома стояла толпа народу.

Здесь Дзержинский положил мальчика на носилки, красноармейцы подняли носилки на плечи и понесли. Дзержинский пошел за носилками. Когда красноармейцы и Дзержинский исчезли в пелене дождя, женщина в тулупе спросила: