Журнал «Пионер» - Пионер, 1939 № 12 Декабрь

Перевела с украинского Е. Живова

Рис. Ю. Коровина

Уходили в далекий рейс наши пароходы, приплывали чужие, паруса вздымались на шаландах, свежие соленые ветры дули с моря, а небо было темное, свинцовое, как перед большим штормам.

Словно подгоняемый ветром:, быстро шел но порту смуглый молодой человек. В порту было еще шумно и людно. На пристани, там, где приваливают пассажирские пароходы дальнего плавания, стояла еще.нарядная толпа провожающих, дамы махали на прощанье руками, затянутыми в тонкие длинные перчатки, и кивали половами в широких модных шляпах, а на шляпах колыхались пышные перья дорогих южных птиц.

В стороне, не смешиваясь с этой нарядной толпой, стояли люди в чохах, в платках, в башлыках. Они тоже провожали, но тех, которые ехали на палубе, в трюме.

В воздухе звучали слова, произносимые, но крайней мере, на десяти языках: грузинском, русском, турецком, армянском, французском - и трудно было разобрать, кто на каком языке говорит, и кто на каком языке кричит последние напутственные слова. Немного поодаль от этого места, там, где обыкновенно останавливаются товарные суда, где нагромождены тюки, бочки, ящики и все то, что можно увидеть на товарных Станциях и пристанях, л щде соленый запах моря смешивается о запахом нефти, фруктов и свежей рыбы, портовые рабочие заканчивали погрузку далеко не последнего за сегодняшний день парохода.

Молодой человек внимательно посмотрен на пароход, потом подошел к грузчикам, прервавшим работу, чтобы покурить, и перекинулся о ними несколькими словами. Он, вероятно, сказал что-то приятное, потому что суровое и печальное лицо старого абхазца в черном башлыке, концы которого спускались на плечи, сразу прояснилось. Ho юноша остановился не надолго, через минуту он легкой походкой шел уже дальше, а грузчики снова принялись за работу.

- Да хранит аллах его жизнь, - пробормотал старик.

- Хоть бы тебя-то самого он сберег, - захохотал, издеваясь, рыжий веснушчатый парень. - Что-то не, очень-то ты ему нужен вместе со всеми твоими родными и земляками.

Старик ничего не ответил: он был здесь чужим, «махаджири» - изгнанником из родного края. Он привык не обращать внимания на издевательства и насмешки, но все же такие слова больно отдавались в его сердце, зато каким дорогим подарком было для него каждое приветливое слово.

Он откинул конец своего башлыка и посмотрел вслед юноше, который нашел ласковое слово для черных, грязных грузчиков.

А юноша завернул уже за угол и шел по ровной безлюдной улице. После шумного порта она казалась особенно пустынной и тихой. Только на углу стоял сонный городовой и переминался с ноги на ногу. Но вот юноша поравнялся с ним, прошел мимо. Городовой сразу насторожился, и привычный глаз уже отмечал: «Серая тужурка, черная бородка, красный шарф, лет двадцати двух - двадцати трех, студент, что ли? Приказано следить за студентами и за всеми новыми…»

Юноша, вероятно, почувствовал на спине пристальный взгляд городового. Он усмехнулся и спокойно повернул назад.

- Скажите, пожалуйста, как пройти на Пушкинскую улицу?

Городовой оторопел от неожиданности.

- Прямо, а попом направо, - показал он рукой.

Студент пошел по указанному направлению.

«Нет, это, должно быть, так человек, - успокоил себя городовой и снова закрыл сонные глаза. - Если бы из «тех», не подошел бы, можно не следить, пусть идет дальше»,

Но «студент» вышел на другую улицу, усмехнулся и пошел не в ту сторону, которую указал городовой, а в противоположную.

Чем дальше отдалялся он от центра, города, с красивыми европейскими белыми зданиями, тем вязче становилась почва, и вскоре юноша увидел, что кругом сплошное болото. Вдоль улицы были проложены доски, а люди, изредка попадавшиеся ему навстречу, ходили в деревянных колодках. Маленькие домики стояли на сваях. Удивительно было, как они даже на сваях держались на этом болоте.

Уже наступили сумерки, над болотом навис густой туман, и трудна было разглядеть, куда идти дальше.

Нога юноши завязла в трясине, и он едва вытащил ее..Наконец он добрался до маленького домика и постучал в двери.

- Кто там? - раздался преважный голос, и из окна высунулась чья-то голова. Но юноша этот был, вероятно, знакам хозяевам, потому что двери сразу открылись, крепкие руки радостно сжали, руку гостя и потащили его в комнату.