Лейтенант оказался разговорчивым, и, когда я предъявил ему удостоверение личности, он охотно показал, какие здания обороняются фашистскими войсками. Далее я поинтересовался, как ведут себя гитлеровцы. Лейтенант ответил, что они до самого вечера не прекращали пулеметного и минометного огня, освещали улицы и дома ракетами, а после все стихло и наступила тишина. С наступлением рассвета не произведено ни одного выстрела. И еще сказал он, что наблюдал отход противника группами в тыл.
Похоже было, что немцы оставили позиции и, очевидно, подчинились приказу генерала Вейдлинга — ушли на сборные пункты для сдачи в плен.
Посоветовавшись со своими спутниками, я решил срезать путь и проехать в 450-й стрелковый полк через эту территорию.
Подойдя вплотную к переднему краю немцев, мы убедились, что на вражеских позициях никого уже нет. Мы с трудом перетащили через заграждения мотоцикл. Бронетранспортеру пришлось, к сожалению, повернуть обратно. Дальше поехали по ровной широкой улице, лишь кое-где засыпанной битым кирпичом и штукатуркой. Подъезды домов были закрыты. Мы ехали медленно и наблюдали, как по ходу нашего движения открывались окна, форточки — вывешивались белые полотна, простыни, флаги...
Водитель мотоцикла Алексей Ермоленко сказал:
— Товарищ майор, посмотрите на окна, ведь фашисты капитулируют перед нами. Вот сейчас бы снять это на кинопленку, было бы что показать своим родным, друзьям и будущим детям. Как все-таки здорово, что мы, советские люди, дошли до фашистского логова!
Мы проехали по улице в глубину бывшей немецкой обороны еще метров триста. Стояла подозрительная тишина. Не видно было ни военных, ни гражданских. Я посмотрел на план города. До штаба 450-го стрелкового полка было с километр. Наш мотоцикл приближался к перекрестку улицы. Я приказал Алексею свернуть в переулок. Проехав его, свернув еще раз влево, мы оказались на довольно широкой улице, обсаженной деревьями и идущей прямо в район расположения 450-го стрелкового полка. Я сразу обратил внимание на то, что здесь окна наглухо закрыты и ни одного белого флага не видно. Сказал об этом Алексею. Но ответа от него не дождался: в это время наш мотоцикл был обстрелян пулеметным огнем из стоящего впереди у забора танка. Справа от нас начинался высокий кирпичный забор.
Старшина Алексей Ермоленко, не ожидая команды, быстро оценил обстановку, свернул вправо и подъехал к трансформаторной будке, которая стояла за кирпичной оградой. Это и спасло нас.
За кирпичным забором слышалась немецкая речь. В двухстах метрах впереди, возле танка, обстрелявшего нас, виднелся контрольно-пропускной пункт воинской части. Не успели мы опомниться и собраться с мыслями, как из ворот вышла группа гитлеровцев с автоматами. Они медленно направились в нашу сторону. Нам надо было или дать последний бой и погибнуть, или немедленно найти какой-то выход.
Как известно, в такие моменты человеческая мысль работает исключительно напряженно.
Я бросил взгляд на днище коляски и, неожиданно увидев белый флаг, быстро проговорил своим ребятам:
— Мы — парламентеры, посланы советским командованием для выработки условий капитуляции.
Долго не раздумывая, Алексей Ермоленко взял белый флаг и поднял над головой. И мы пошли к группе немцев.
— С окончанием войны,— сказал наш переводчик.
Немцы ответили, но неуверенно и растерянно. Они смотрели на нас с любопытством.
Я представился обер-лейтенанту, дежурному по КПП, и попросил провести нас к старшему командиру. Пока офицер звонил, я стал продумывать свое поведение на переговорах и одновременно изучал обстановку.
Территория воинской части, расположенной в районе штаба тыла берлинского гарнизона, была обнесена высокой кирпичной стеной и представляла собой квадратный плац.
Близко к центральным воротам стояло одноэтажное здание с вывеской «Пивной бар». Внутри двора, у стены, с трех сторон располагались гаражи и боксы. Весь двор был заполнен войсками, очевидно, отошедшими с переднего края обороны. Тут же, во дворе, на огневых позициях стояли зенитные пушки и до десяти танков, самоходных установок...
Через 10 минут после нашего прибытия на КПП из здания вышли майор и довольно симпатичная женщина лет тридцати, которая оказалась переводчицей.
Поздоровавшись с нами на чистом русском языке, она сказала, что ее зовут Марией Васильевной, затем представила майора — офицера штаба 18-й моторизованной дивизии и сообщила, что нам сейчас завяжут глаза и отведут к месту переговоров. Я спросил, зачем нужна эта процедура с завязыванием глаз. Вместо ответа она пожала плечами. Мы поняли, что протестовать в нашем положении бесполезно.
Читать дальше
