— Господин обер-лейтенант, в немецкой армии существует закон — старший начальник принимает решение, а младший его выполняет. Вы находитесь пока в моем подчинении... Стрелять нужно было раньше, когда вам приказывали старшие,— с гневом произнес генерал и отпустил его руку.
Обер-лейтенант устало опустился на прежнее место. Я поднял фуражку, которая была сбита пулей. Мне здорово повезло, пуля попала в пуговицу и рикошетом отлетела в сторону. Генерал подошел ко мне и извинился за обер-лейтенанта.
Я ждал своих, но они не приходили, очевидно, выстрел был настолько слабым, что его никто не расслышал. Уйти из комнаты я не решался, так как это могло быть истолковано немцами как трусость. Не хотел давать им повода так думать, хотя нервы мои были напряжены до предела.
Обер-лейтенант уселся снова на свое прежнее место, достал фотографии и долго рассматривал их; потом спрятал в карман, достал пистолет и выстрелил себе в висок.
Через несколько минут вошли переводчик и старшина Ермоленко. Я приказал старшине найти майора Керницкого, а переводчику осмотреть документы самоубийцы.
Обер-лейтенант Вольф служил, по документам, сотрудником в аппарате военного атташе в Венгрии. Фотографии же были жены и дочерей.
Вскоре в комнату вошли старшина и майор Керницкий. Я рассказал ему, что произошло. Приближалось время отъезда. Я напомнил об этом генералу Рауху. Генерал объявил о построении через 15 минут.
В это время к генералу подошел стройный, подтянутый капитан, попрощался с ним, отошел на свое место, достал пистолет, выстрелил себе в подбородок и медленно упал на пол. То же самое сделал майор. (Как потом было установлено, это были офицеры штаба моторизованной дивизии.) Я чувствовал, что больше не могу оставаться в этой комнате... Подойдя к генералу, попросил его привести офицеров в порядок и построить их для проверки, а сам вышел из комнаты. Кружилась голова, тошнило, хотелось пить. Я остановился и позвал старшину Ермоленко. И тут слева от себя, на расстоянии тридцати метров я увидел немецкого офицера, он целился в меня фаустпатроном. Я быстро попятился, зацепился ногами за станину динамо-машины и упал на спину. В этот момент в пятнадцати метрах от меня взорвался фаустпатрон. Я оказался прикрытым ротором и все же был слегка ранен небольшим осколком в правое колено. Услышав взрыв, прибежал старшина Ермоленко, а недалеко от меня оказался разведчик разведроты сержант Иван Васильевич Шевченко, они застрелили фашиста, так как сдаться в плен тот отказался.
Я поднялся и тут же заметил, как ко мне бежали майоры Евстратов и Мыльцев, вышли из комнаты Керницкий с моим переводчиком и генерал Раух со своим адъютантом.
Обстановка накалялась. Может случиться так, что немецкие офицеры откажутся сдаться в плен и откроют стрельбу...
Я приказал командиру разведроты капитану Рожкову усилить охрану здания снаружи, а десять разведчиков расположить на этом этаже. Майору Керницкому совместно с генералом Раухом приказал вызывать по одному офицеру и вместе с майором Мыльцевым проверить офицеров и изъять оружие.
Майор Евстратов всех генералов и офицеров распределил по машинам. Для движения колонна была построена следующим образом: впереди — мотоцикл с нашим и немецким офицерами и мой переводчик; затем — легковая машина, где ехали водитель-немец, я, генерал Раух, его адъютант и немецкий полковник. Всего было 12 автомашин и два автобуса. Ровно в 23.00 колонна двинулась. До штаба корпуса, куда мы обязаны были заехать по составленному маршруту, было около десяти километров с учетом объездов. Управление колонной генерал Раух поручил полковнику, сославшись на то, что тот хорошо знает Берлин. Прошло около трех часов, а мы все еще не приближались к штабу корпуса. Была уже глубокая ночь, улицы были забиты орудиями, танками, самоходками, повозками. На перекрестке улиц вдруг я увидел указатель с надписью — «На Потсдам». По всему чувствовалось, что мы выехали в пригородную зону. Я приказал полковнику остановить колонну. Он ответил, что едем правильно, скоро выедем на хорошую дорогу, развернемся и через полчаса будем в районе штаба корпуса. Я понимал: офицеры что-то задумали. У меня на поясе висело две гранаты. Я снял одну, отогнул усики вытяжной чеки и приказал шоферу зажечь свет в машине. Он повиновался. Я правой рукой намертво зажал рычаг гранаты, а левой за кольцо выдернул предохранительную чеку и сказал:
— Господин генерал, у меня в руке граната, которая может взорваться в любой момент. Прошу при встрече с первым советским воинским постом на шоссе остановить колонну.
Читать дальше
