Каменистая тропа вьется среди зарослей орешника. Бредет по тропе сонный ослик. Привычная дорога, привычная тяжесть кувшинов, привьюченных к бокам. Привычно тянет на высокой ноте нескончаемую песню черноглазый мальчишка-погонщик. Что еще делать в дороге? Грустный напев «Шикясты» не требует слов. Если хочешь, придумай слова сам. И Абдулхан поет: «Опять я иду за водой... Иду за водой к роднику, а родник далеко-о...» Вот и все слова, их хватает на всю дорогу, потому что «Шикяста» — медленный напев.
Вот он, родник. В облачке водяной пыли вырывается он из-под скалы и, журча, прыгая с камня на камень, уходит вниз, в долину. Абдулхан снимает с ишачка гюйумы — большие двуручные кувшины из потемневшей меди — и поочередно подставляет их упругой струе. Потом, опустившись на колени, припадает к потоку и долго, долго пьет. Хорошая вода, сладкая. А уж холодная! Абдулхан пьет, пока не сводит зубы.
Хорошо бы напиться на весь день. Но к вечеру мать, наверно, снова пошлет за водой. «Почему так? — думает Абдулхан. — Тут родник бьет из-под земли, пей сколько хочешь, а дома у нас хорошей воды нет. Та, что берут в колодцах, не для питья; ею только огороды поливать. Вот и ходи за три километра к роднику».
Абдулхан навьючивает оба гюйума на потертые ослиные бока.
— Чо! Чо-о! — кричит он, взбадривая задремавшего ишака веткой орешника.
И снова постукивают копытца по каменистой тропе. Снова плывет под синим небом нескончаемый напев.
Не повезло Баку с водой. Соленой, конечно, сколько угодно — целое море. Есть на Апшеронском полуострове и соленые озера — шоры. Скудная, обожженная солнцем земля как бы источает соленый пот. Но с пресной водой в Баку и на Апшероне всегда было худо. Издревле существовали здесь кягризы — система колодцев, соединенных подземными ходами — штольнями. Столетиями брали из кягризов мутную солоноватую воду, от которой воротил морду даже иной верблюд.
Караванные тропы уходили от древних крепостных стен Баку в соседние ханства, в Персию. Волоча за собой пыльные облака, плыли бурой апшеронской степью верблюды. Их перед дальней дорогой заправляли, как теперь заправляют горючим автомобили. Из самана и отрубей делали плотно спрессованные цилиндры и несколько таких цилиндров запихивали верблюду в пасть. Этого корма ему хватало на всю дорогу. Караваны увозили нефть — ею Апшерон был богаче, чем водой, нефть вычерпывали ведрами из колодцев. Горючее свойство нефти было давно известно людям, и с древних времен Азербайджан называли «Страной огней».
С конца 60-х годов прошлого века здесь началась нефтяная лихорадка. В последующие десятилетия на Апшероне поднялись вышки — они стали главной деталью пейзажа, они подступили к Баку, вскарабкались на окаймляющее его Нагорное плато, как бы примериваясь к следующему шагу — в город, в синюю бухту. На окраинах Баку — в Черном городе, Белом городе — задымили нефтеперегонные заводы. Из полунищих сел потянулись на заработки крестьяне, город бурно рос. На промысловых территориях, на политой нефтью и потом земле вставали жалкие глинобитные жилища, так ужаснувшие Горького в начале нашего века.
Рост населения и промышленные нужды требовали в стократно возросшем количестве воды, воды. Но где было ее взять? Изыскания артезианских вод в окрестностях города ничего не дали. Опреснитель морской воды, один из первых в мире, не покрывал дефицита, да и не нравилась бакинцам опресненная вода: дорога, и вкус неприятный, и цвет красноватый, отталкивающий. По-прежнему пили главным образом колодезную воду. В городе было около восьмисот колодцев, их санитарное состояние привело бы в ужас любую современную санэпидстанцию. Добавьте к этому отсутствие канализации, и налицо грозная картина надвигающейся эпидемии. И гроза разразилась: летом 1892 года в Баку вспыхнула холера.
Хозяева бакинской нефти не хотели вкладывать капиталы в дело, не сулящее быстрой прибыли. Но теперь, в дни эпидемии, стало яснее ясного: без водопровода и канализации жить дальше нельзя. В бакинскую городскую думу посыпались проекты водопровода. Жюри Международного конкурса отдало предпочтение проекту английского инженера Линдлея, и в 1897 году он начал изыскания. Была естественной и очевидной идея использовать сток ближайших к Баку полноводных рек — Куры на юго-западе и Самура на севере. Но разведочные работы выявили иной источник водоснабжения — артезианские воды в зоне между реками Самур и Кусарчай, близ селения Шоллар. Пробуренные здесь скважины наткнулись на целое подземное море — три мощных горизонта превосходной питьевой воды. Несколько лет длились споры вокруг проекта Линдлея, казавшегося «отцам- города» излишне смелым и рискованным. Дума колебалась, Линдлей терял терпение, отказывался вести работы, и только в 1907 году он начал наконец строительство водопровода.
Читать дальше
