Юрий Зильберман - Великие музыканты-исполнители из «черты оседлости» России

С. С. Прокофьев записал в своём дневнике за 3 ноября 1928 года:

«Вечером пошёл на Гизекинга. Это первоклассный пианист, один из лучших: Рахманинов. Горовиц и он» .

Статья американского музыковеда Аллана Эванса, появившаяся в 1996 году переворачивает наше представление о пианистпе с ног на голову. Эванс приписывает В. Горовицу модернистское видение мира. Это смешно, но автор доказывает, что представление о «романтическом пианизме» В. Горовица – ошибочно (!), критикуя название фильма Питера Гелба «Последний романтик», утверждая «модернизм» В. Горовица. Аллан Эванс рассуждает о «романтическом пианизме» и делает, с моей точки зрения, непоправимую ошибку, утверждая, что Маэстро имел бОльшую приверженность к сочинениям Пуленка, Дебюсси. Кроме того, автор расуждает о В. Софроницком, говоря о близости последнего с В. Горовицем, намекает на романтическую поездку с Еленой Софроницкой, что совсем непростительно, учитывая, что ехали они, действительно, на пароходе, из «советской» Одессы в «советскую» Евпаторию летом 1925 года и, судя по письму Е. Софроницкой от 9.02.1976, – знакомы не были. – Авт.

«Огромный громоподобный звук Горовица и физическая способность совершать технические чудеса сделали его уникальным. Преподаватели фортепиано с ужасом ахнули, увидев низкое запястье, расположенное значительно ниже клавиатуры почти прямыми пальцами, анатомически «неправильное» для спокойной и точной игры на фортепиано. Тем не менее, телосложение Горовица позволило эту позицию и позволило ему, когда он хотел, достичь ровности и точности, бросая вызов тем, кто принимает правильную позицию. В последующие годы внимание, окружающее его, полностью исказило подлинное восприятие его искусства, объявив его «Последним романтиком». Такой стереотип является не только неправильным, но скорее несправедливым по отношению к его искусству, которое должно очаровывать то, как он отступил от романтизма, чтобы сделать Горовица одним из первых модернистов.

Оно развивалоь в то время, когда Россия взорвалась на культурном фронте: хотя революция и ее последствия в конечном итоге разрушили конструктивизм и эксперименты таких композиторов, как Моссолов, Лурье и другие, изобразительное искусство поддержало эти бешеные и инновационные стили гораздо позже, чем музыка могла. Хотя Горовиц избегал этой авангардной музыки и вместо этого опирался на стиль Рахманинова, Горовиц играл на пианино в манере, похожей на намеки Моссолова на индустриальные звуки на клавиатуре. Искусство Горовица, однако, было гораздо более сложным, и, исследуя интонационные оттенки своего инструмента, он в равной степени углубился в его более мягкие оттенки и нюансы. Его любовь к Пуленку или Дебюссидемонстрирует как точность, так и заботливость через приглушенную, но электрифицированную утонченность Вместо того, чтобы быть романтиком, который каким-то образом выжил в эпоху цифровых технологий, Горовиц был больше эстетом, который искал пульсирующую музыку в джаз-клубах Гарлема от Art Tatum настолько, насколько он был заинтригован на протяжении всей своей жизни Шуманом до такой степени, что он полагал, что он сосуществовал с ним в некотором роде. Жаль, что эти пункты игнорируются, но бесконечный поток его промоутеров сделал удобным (для них и их целей – продаж) запуск их уловки и встраивание даже в умы его трех биографов, так что их книги не объективно изучают его музыку.

Горовиц был действительно фигурой двадцатого века. Его искусство было ближе к современному пианисту, как Владимир Софроницкий, чем любая более ранняя фигура. Он и Софроницкий были коллегами и однажды отправились в поездку в Крым (с Еленой Александровной Скрябиной, женой Софроницкого) незадолго до того, как Горовиц покинул Россию без намерения возвращаться ( неверно, т.к. сам пианист – Владимир Софроницкий даже не знал, что играл в одном городе – Одессе, в один вечер с другим пианистом – Владимиром Горовицем. – Авт). Другая дружба, возможно, центральная в его жизни и самая заветная, была с Рахманиновым. При прослушивании записи Горовица «Прелюдии» композитора мы можем испытать исполнение, которое порадовало бы самого композитора. То, что Рахманинов так высоко ценил Горовица, объясняется его отдаленностью и индивидуальностью в русском музыкальном мире. В то время как он начал сочинять в долгу перед Чайковским, развитие его индивидуальности привело его музыку и пианизм далеко от всеобъемлющего термина романтизма. Слушая собственные записи Рахманинова, особенно с партитурой, осознаешь исключительно личную природу не только музыки, но и ее исполнения. Вначале на его игру на фортепиано оказал большое влияние его двоюродный брат Александр Зилоти, ученик Листа. Некоторые из семьи Зилоти даже полагали, что игра Рахманинова была более убедительной, когда он был ближе к пути Зилоти. Хотя его музыка радикально не отошла от словарного запаса девятнадцатого века, его стиль превратился в уникальный аскетический режим, который настолько хорошо сбалансирован и наполнен подводным течением движения и напряжения, что сегодня он звучит как более современный, чем самые смелые полеты фантазии художников, таких как Гленн Гульд. Не нужно идти дальше, чем игра композитора на его «Восточном наброске», чтобы доказать свою точку зрения, чтобы услышать пианино с животной свирепостью и непредсказуемостью. Именно это привлекло Горовица к его музыке и к тому, чтобы создать свой собственный стиль на пианизме Рахманинова, перенося медные и бронзовые тона и лежащий в основе пафос до самого дна. И Рахманинов, и Горовиц часто играли произведения для двух фортепиано в частном порядке: одна из больших потерь для потомков заключалась в том, что их звукозаписывающая компания не предприняла никаких шагов, чтобы документировать их в сюитах Рахманинова, сонатах Моцарта и других произведениях.