Франсуа Брюн - О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых

Итак, Я ринусь к тебе, как орел, жаждущий добычи, и унесу тебя в уединенные аллеи запертого сада. Тебе захочется рассказать Мне о своем прошлом. Я прикрою твои уста рукою Своею. Ты услышишь слова нежности Милосердия, и они растопят тебе сердце» 65 65 Madame Pierre de Bouchaud. Gabrielle Bossis, auteur de Lui et Moi (Beauchesne, 1951, p. 23–24). .

Вот теперь совсем другое дело! Как далеко мы ушли от Бога наших философов! И как же хочется, чтобы нас возлюбил такой Бог, а не какой-нибудь другой!

Как больно видеть, когда из Божией любви делаю карикатуру, да еще до такой степени! Но пусть они молчат, раз не могут предложить нам никаких других объяснений. Пусть закроют рты и преклонят колени перед превосходящей их тайной, это лучше, чем придумывать подобные теории. В таком богословии есть что-то кощунственное. Оно оскорбляет Бога гораздо ощутимее, чем все наши грехи. И так чувствую не только я. Клод Плеттнер, журналист и писатель, изучавший богословие, тоже считает такое представление о Боге «позицией лавочника или бухгалтера-кладовщика. Его бог должен заплатить во что бы то ни стало, и главное тут не продешевить, на кону грех и добродетель. За все платим или получаем вознаграждение» 66 66 Claude Plettner. Contre le Diue des évidences (Bayard, 2010, p. 74). . И никакого тебе бесплатного прощения! Часто те, кто называет себя атеистами, являются таковыми, потому что у них более высокое представление о Боге, чем у наших богословов. Если бы Христос мог предугадать в Гефсимании, что из Его Любви потом сделают богословы, Его бы еще раз пробил кровавый пот. По-моему, в таком богословии мы уже перестаем оставаться христианами и погружаемся в самое настоящее язычество. Используемый здесь понятийный аппарат восходит к метафизике Аристотеля. Автор этого и не скрывает, даже провозглашает, отсюда постоянные ссылки на гилеморфизм (материя и форма) и на цитаты из Фомы Аквинского. Возврат к старой теологии, или даже скорее к старой философии, и не только по поводу Искупления, но вообще, совершенно полный. Мы присутствуем при полной реставрации прежнего мировоззрения, совершающейся после богословской революции, к добру она была или к худу. И постоянное использование слова «любовь» этого не отменяет, поскольку в таком богословском построении любовь как-то не ощущается. Не ощущается она и в таком Боге! В нашу эпоху, когда большинство стран уже отменили смертную казнь, такой Бог выгляди варваром. Это Бог Аттилы! И повторять при этом, что Бог есть любовь, очень напоминает метод Куэ, как заметил пастор Узьо.

Я прекрасно понимаю, что обычно подчеркивают роль Христа как Спасителя, признавая при этом, что «функционирование» или «механизм» этого спасения нам по большей части остается недоступен. Можно выделить несколько вторичных мотивов, сказать, что Христос Своими Страстями показал нам, до какой степени Он нас любит, или вспомнить о том, что Он дал нам тем самым пример, – признав сразу, что все эти мотивы не объясняют всего, что самое существенное по-прежнему от нас ускользает. Все эти богословы очень милы. Кучей доводов, благочестивых рассуждений и сравнений они пытаются заставить нас проглотить эту неудобоваримую пилюлю. Но сами при этом чувствуют, что пытаются оправдать то, чему нет оправдания, и заметно, что они и сами не очень удовлетворены собственными доводами. Конечно, претензии у меня не к ним, но к их богословию. Они же делают все, что в их силах. Как и я. У них хотя бы хватило смелости прибегнуть к божественности Христа и признать, что Он сыграл существенную роль в нашем спасении. Это уже немало. Они хотели примкнуть к Традиции. Если же в католичестве эта Традиция сводится сегодня исключительно к наследию св. Фомы Аквинского, то это не их вина, но последствия этого катастрофичны.

Об этом давно уже говорили некоторые чуть более трезвые, чем другие, богословы, например, францисканец отец Валентин-М. Бретон. Вспомнив постоянные богословские яростные споры между св. Бонавентурой и св. Фомой Аквинский, он так резюмировал суть проблемы: «Св. Фома был философом, и вдобавок к этому христианином. Он создавал философскую систему и сделал это столь совершенным образом, что его философия сохранилась бы, даже если бы христианство оказалось ложным, и можно быть томистом, не будучи христианином. Но христианство не ложно, и оно не совпадаем по объему с философией св. Фомы» 67 67 Valentin-M. Breton. St. Bonaventure (Aubier, 1943, p. 71–72). .

Когда Владимир Лосский, великий православный богослов ХХ века, занялся изучением Майстера Экхарта, то его первостепенной задачей было показать, что схоластическое богословие сделало невозможным опыт мистиков. Однако в ходе такого изучения он пришел к выводу, что мысль рейнского Майстера уже предполагает подлинный мистический опыт; но в то же время он обнаружил и показал, что мысль эта полностью опрокидывает весь понятийный аппарат философии св. Фомы и меняет значение ключевых слов в нем. Стоит признать, что его выводы сегодня повсеместно признаны специалистами по творчеству Майстера Экхарта.