Данное повествование живо переносит нас в те годы, когда оба они были еще совсем юными людьми. Какую радость доставляла им учеба, каким стремительным было их становление, как смело они осваивали страну знаний! Попутно заметим, что Блюмгард был на год старше своего друга и наставника. Сколь бы различными ни были их пути, их объединяла тяга к великому, жгучая потребность увидеть воплощенным в человечестве то, как они ощущали сердцем Бога, сделать общим достоянием то, что восприняли от Него в своей студенческой келье. Относительно расхождения их жизненных путей вспоминается шутливая дружеская фраза, адресованная Гофману и приписываемая иногда доктору Барту, иногда – и это, пожалуй, правильней – самому Блюмгарду. Когда Гофман переезжал из Тюбингена в Берлин, его друг при расставании пожелал ему: «Смотри, не потеряй свое f!» (Hoffmann – человек надежды; Hofmann – придворный.)
Степенного нрава, прилежный в учебе, но и не кичившийся своими знаниями, нравственно безупречный и всегда предельно скромный – таким рисует Блюмгарда его тогдашний товарищ по семинарии. «Правда, на всевозможные грубости или выпады по поводу своей богобоязненности, – рассказывает он, – Блюмгард реагировал, но без нравоучений. Когда же его терпению приходил конец, мог сказать: “Ну довольно, это уже граничит с глупостью”».
В марте 1822 года, будучи еще в Шёнтале, Блюмгард лишился отца. Когда по окончании осенних каникул, проведенных у родителей, он вместе с Гофманом возвращался в Корнталь, их, несмотря на боли в груди, провожал отец, безмерно любивший своего сына. Однако это оказалось ему не под силу, и, остановившись на полпути – то место Блюмгард запомнил на всю жизнь, – отец, обливаясь слезами, попрощался с сыном, явно предчувствуя, что больше никогда не увидится с ним на земле. Блюмгарду не довелось быть рядом с отцом в час его кончины и присутствовать на его похоронах. После смерти отца он стал единственной опорой для матери и сестер, и к этой обязанности он относился очень серьезно. Например, в семинарии по сложившейся традиции учащимся ежедневно полагалось по пол-литра вина, в действительности же, да и то в исключительных случаях, выдавалось не более половины того, остальное ежемесячно по существующим ценам возмещалось так называемыми «винными деньгами». И Блюмгард большую часть этих денег откладывал для матери на хозяйство.
Глава 3. Учеба в университете
Осенью 1824 года Блюмгард поступил в Тюбингенский университет, иными словами, «шёнтальский выпуск» перешел в богословскую семинарию в Тюбингене. Во главе этой семинарии стоял эфор [5] Эфорами в древней Спарте называли пять ежегодно избиравшихся народным собранием лиц, обязанностью которых было руководство всей политической жизнью государства. – Прим. перев.
, ему ассистировали «репетиторы» – молодые теологи, в свое время на «отлично» выдержавшие свой экзамен. Такое устройство, когда наиболее усердные и талантливые выпускники прежних лет становились наставниками молодого поколения семинаристов, способствовало тому, что Тюбингенская семинария считалась одним из лучших богословских образовательных учреждений и снискала себе славу неисчерпаемого источника для подготовки все новых видных писателей.
О своем тюбингенском периоде жизни Блюмгард рассказывает прихожанам в Мётлингене следующее: «Мое пребывание в Тюбингене с 1824 по 1829 год было для меня столь же благодатным, сколь и в Шёнтале. На том, как складывалась учеба, которая по мере моего углубления в нее становилась для меня все более важной, останавливаться не буду. Воздавая хвалу Богу, с благодарностью замечу, что само устроение евангелической семинарии, добросовестность многих учителей, братские отношения с товарищами немало облегчали мне жизнь. Порой бывало трудно, но Бог каким-то образом – сегодня мне думается, не иначе как чудом – всегда помогал мне справиться с трудностями. Часто возникало ощущение, будто он слышит мои молитвы, и это еще больше укрепляло мою живую веру в Него. Особенно грело мне душу общение с новыми товарищами, которых я обрел с Божьей помощью в Тюбингене. Двое из них давно уже почили в Бозе. Один, Рудольф Флад из Штутгарта, служивший викарием в Освайле и умерший в своем родном городе, будучи человеком зрелым и искушенным в христианской жизни, стал моим наставником и уберег меня от многих ошибок. Другой, Мосман из Шаффхаузена, краткая биография которого в свое время публиковалась, обладал добрейшей душой, чистой и по-детски наивной, подобной которой я более никогда не встречал. Его чуткая совесть, его искренняя вера и сердечность братской любви уподобились для меня благодати Божьей. Особенно душеполезным оказалось участие в союзе христианских студентов, и я до сих пор с сердечным трепетом вспоминаю задушевные беседы, которыми имел удовольствие наслаждаться в их кругу».
Читать дальше