* * *
Со Светланой он познакомился случайно, летом в экскурсионной поездке в Новгород. Он со школы бредил Киевской Русью, полянами, древлянами, вятичами… Светлана была из Киева, тоже любила русскую историю, много ездила по стране, и вот… Он потом в шутку назвал это «несчастным случаем», но в каждой шутке есть только доля юмора – остальное суровая, иногда трагическая правда жизни.
В Новгороде они оказались в одной группе, составленной из туристов, приехавших из разных городов. Стройная, эффектная, она сразу привлекала внимание. У нее были темно-русые волосы и яркие глаза. С первого взгляда Светлана показалась суровой и неприступной. Если бы молодежи в группе было побольше, возможно, они так и не познакомились бы. Но поскольку большинство туристов было уже в возрасте и довольно равнодушны к «объектам туризма» (профсоюзные путевки собирали вместе не столько любителей отечественной истории и местных достопримечательностей, сколько тех, кто не прочь «проветриться» и гульнуть на свободе), то два молодых человека, с искренним интересом слушающих и задающих вопросы экскурсоводу, выделялись из толпы.
Борис и Светлана не сразу и поначалу осторожно, но как-то сошлись на почве самостоятельных экскурсий по городу. Летом в Новгороде было что посмотреть, а им, оказалось, было о чем поговорить. Дождь сблизил их еще больше. В буквальном смысле. Когда во время одной из прогулок с неба полились потоки прохладной влаги, прибивающей пыль и освежающей по-летнему жаркий воздух, Светлана и Борис оказались под одним зонтом. Светлана обхватила выше локтя его руку и прижалась к нему, стараясь спрятаться от бивших сверху струй. Казалось, что всем своим существом, а не только предплечьем Борис почувствовал нежную кожу ее руки, буквально обвившей его руку. В этом было что-то такое трогательно-родное, что ему стало очень тепло и радостно на душе.
То, что он влюблен в Светлану, Борис поначалу не понял. Рядом с ней ему было просто хорошо и спокойно. Он забывал о своей тоске, но не мог выразить свое душевное состояние в ясных терминах брачно-любовных отношений даже для себя самого. В разлуке с ней жизнь становилась для Бориса еще мучительнее, чем прежде. Поскольку они жили в разных городах, видеться им удавалось крайне редко. Письма в те годы были не электронные, а бумажные, в конвертах с марками. Шли они быстро. При хорошем раскладе от Москвы до Киева письмо доходило за три дня. При плохом – за пять-семь или исчезало навсегда. Телефоны тогда были не у всех. Поэтому в промежутках между письмами общаться приходилось только в мысленном монологе. Это были мысленные письма длиною в день, а дни одиночества и разлуки были бесконечно длинны.
Когда тоска по Светлане совсем одолевала Бориса, он ехал в центр Москвы к Центральному телеграфу и там, в соседнем переулке, заходил в бывший храм, превращенный в междугородний телефонный узел. Звонить в Киев можно было Светиным соседям, с которыми она договорилась о такой услуге. Стоя в душной кабинке и обливаясь потом, Борис мог говорить более-менее свободно, а Светлана – сообразно своим обстоятельствам. Но что можно было сказать? Обменяться ничего не значащими словами да договориться о дате приезда… Чувства Борис вкладывал в стихи:
… И в бывший храм с решетками на окнах
Без куполов, без веры, без креста,
Я, белым днем блуждая как в потемках,
С волнением вошел, к тебе идя.
Безликий неф и номерные кельи,
Где одиночество до духоты,
И певчие на клиросе не пели,
Лишь шелест ног – шум суеты.
И не перед чем преклонить колени:
Стена и гипс – святого нет.
От прошлого величия – ни тени,
И в алтаре размен монет.
Здесь нет тебя и быть не может.
Твой голос лишь услышал я,
И, может быть, он мне поможет
Не умереть к исходу дня…
Великий Новгород
На набережной
Храм Успения Богородицы на Успенском вражке в Москве рядом с Центральным телеграфом (советские годы)
Телефонный переговорный пункт в бывшем храме
Успения Богородицы на Успенском вражке (советские годы)
Читать дальше