Владимир Троекуров - Жизнь как она есть. Объяснение в любви

Детские сны Бориса всегда были мучительными. Все раннее детство его изводили ночные кошмары. Его убивали ножами, саблями, расстреливали из винтовок и автоматов… Он падал с огромной высоты в зияющую бездну с замирающим сердцем и чувством сладкого ужаса… Со временем Борька запомнил, что полет в бездну заканчивается не ударом о землю и болью, а пробуждением и чувством облегчения от пережитого. Хуже обстояло дело с ножами. Он панически боялся ножевых ранений в своих снах. Угрозы удара ножом в разных сюжетных вариантах изводили его ожиданием боли от вонзающейся в плоть стали. Страшнее всего было то, что время от времени он их все-таки получал и тогда с криком просыпался.

Дни были более счастливыми, наполненными детскими играми, беготней, ушибами и ссадинами… Жизнь шла вперед, но смерть всегда была с ним. Она пугала… и почему-то манила. Иногда он брал в руки нож и раздумывал о том, куда его надо себе воткнуть, чтобы умереть. В живот? Больно и, как говорят взрослые, не смертельно, или, по крайней мере, не мгновенно. Лучше в сердце, под левый сосок плоской детской груди… Пальцы он ранил себе частенько, неудачно отрезая кусок хлеба от буханки. А вот воткнуть нож себе глубоко внутрь… Уже во время службы в армии, будучи в карауле, он примерил ствол заряженного «калаша», упирая его себе в ребра, все те же, но под уже выпуклой мускулистой мужской грудью. С пересохшими губами он осторожно отключил предохранитель, положил палец на спусковой крючок и замер, смотря в темную землю и ощущая кожей через гимнастерку холод ружейной стали. «А вдруг рука дрогнет, и я выстрелю?! А если ствол съедет, и я промахнусь?! Не насмерть!.. Искалечит!!!» Он осторожно снял палец с крючка, поставил на предохранитель и отстранил от себя автомат. Зачем?

Демобилизовавшись, он вернулся в Москву и зажил гражданской жизнью. Поступил учиться в институт на технолога легкой промышленности, но на душе было по-прежнему тяжело. «Почему так манит, так притягивает к себе смерть? – думал Борис. – Что так властно зовет к ней? Почему, стоя где-то на обрыве, на высокой скале, на крыше или балконе дома, ловишь себя на, казалось бы, противоестественном желании ступить шаг в разверзшуюся под ногами бездну и лететь, лететь вниз, вниз, все быстрее, быстрее… пока не распластаешься на самом дне, разбросав в стороны руки, припав к земле разбитой грудью, словно пытаясь обнять ее всю?..»

Прошли годы учебы. Он уже работал технологом в техбюро, а глубинная тоска от непонятной безысходности своей жизни не оставляла его. Он жил вместе с родителями, у него, конечно, были друзья, но все же он чувствовал себя одиноким, особенно с окончанием студенческой поры. Школьные и студенческие друзья повзрослели. Кто-то уехал из Москвы, кто-то встречался с девушками, кто-то уже и женился. Мармеладовское «человеку надо, чтобы было куда пойти» не имело для него положительного ответа. В стране развитого социализма, где «молодым везде у нас дорога», ему было абсолютно некуда идти. Одиночество многолико, как многолико человечество, и однообразно, как и оно. Бывало, он бродил один по центральным улицам большого города, смотрел на проезжающие мимо автомобили, мигавшие ему то правой, то левой фарой, поочередно закрываемых придорожными столбами, и думал: «Все они куда-то спешат… А я вернусь домой, лягу спать, а завтра утром опять пойду в техбюро… Пройдет еще один день. Настанет вечер. Ночь. Снова день… Зачем?!.»

Он чувствовал себя на обочине жизни. Жизнь представлялась ему мчащимся поездом. Одни в нем едут, стремясь на ходу перебраться из общего вагона в плацкартный, из плацкартного в купейный, оттуда в СВ… Другие плюют на «карьеру», вылезают на крышу и дышат вольным ветром. Или улетают на сделанных себе крыльях… А он идет вдоль путей. Время от времени вскакивает на подножку бегущего мимо поезда и тогда жадно глотает тугой пьянящий воздух, и ему кажется, что он летит над землей… Но вдруг замечает, что он опять стоит на обочине, а поезд жизни мчится мимо. Там плачут, смеются, ругаются, любят и ненавидят… А он только смотрит на все это со стороны. Аутсайдер жизни…

Регулярный дневник он бросил вести еще в школе и теперь лишь делал в каких-то блокнотиках и на случайных клочках записи своих мучительных мыслей. «Главная задача – заставить себя жить. Научить себя любить жизнь. Доказать себе, что ты все-таки достоин ее. Выискивать в своей душе крохи доброго, человеческого, возвышенного, поднимающего тебя над зверем. И, цепляясь за них, жить, впадая в отчаяние всякий раз, как только обнаружишь их исчезновение». «Жить для меня, значит страдать. Когда я страдаю, тогда-то я и живу». «Мы все приговорены к разным срокам телесного заключения. Сроки неизвестны, но все пожизненные». «Такие люди, как я, не живут. Они просто не умирают. Долго-долго, пока не устанут…» «Если не думать о жизни, мысль о смерти в голову не приходит. Мысли о смерти приходят, как только задумываешься над жизнью…» «Жизнь бессмысленна, как и смерть. Смысла не существует. Жизнь теряет всякий смысл, стоит только о нем задуматься. Надо уметь просто жить. Если этого не можешь, то будешь не жить, а мучиться и мечтать о смерти, которая бессмысленна, как и жизнь». Научиться любить жизнь прежде ее смысла, по совету одного из героев Достоевского, у Бориса не получалось.