Алекс Крутов - Несравненно больше

Я часто ощущал Божью заботу, милость и благословение. В тот день Его забота проявилась наиболее очевидным образом, когда кто-то услышал мой плач и вытащил меня из груды мусора. На тоненьком запястье болталась бирка с моим именем и номером роддома – туда меня и вернули. Милиция и службы социальной защиты бросились на поиски моей матери, но когда ей предложили забрать меня, она отказалась. Она была молода и заявила, что у нее нет средств, чтобы заботиться обо мне. Решение, которое она приняла в тот темный, холодный декабрьский день, определило вектор моей дальнейшей жизни.

Моя мать отказалась от родительских прав и передала меня на попечение государства. Дом малютки № 9 стал первым из нескольких государственных учреждений, которым было суждено стать моим домом.

Я прожил в Доме малютки до апреля 1982 года. Когда мне исполнилось четыре года, меня перевели в детский дом № 6. К сожалению, в то время никто не трудился давать названия учреждениям для брошенных детей, поэтому у детских домов были только номера. У меня не сохранилось никаких воспоминаний о первом детском доме, окружающей обстановке и воспитателях. Записи в медицинской книжке – единственное сохранившееся свидетельство о первых годах моей жизни.

Записи путешествовали со мной из одного детского дома в другой – я до сих пор храню эти пожелтевшие потрепанные листки. Среди них есть копия свидетельства о моем рождении, в котором указаны имена моих отца и матери. Но поскольку оригинал свидетельства был утерян, я не придаю значения этим данным и ничего не знаю о своих родителях – ни их имен, ни рода их занятий, ни того, живы ли они сейчас.

Однако, несмотря на такой беспорядок в документах, в роддоме сохранилась запись о моем рождении: Александр Викторович Крутов, родился 6 декабря 1977 года. Согласно этим данным, моего отца звали Виктор.

Записи в медицинской книжке говорят о том, что первые четыре года своей жизни я много болел и провел больше времени в больнице, чем в самом Доме малютки. В возрасте одного месяца меня впервые положили в больницу с диагнозом «психоневрологические отклонения и вторая степень истощения». А в год я уже переболел ветрянкой и двухсторонним воспалением легких.

В моей медицинской книжке отмечены основные события ранних лет моей жизни. В десять месяцев я научился держать голову и переворачиваться. В год и три научился ходить, держась за окружающие предметы, а в год и девять мог ходить самостоятельно. В год и два у меня появился первый зуб, а свое первое слово я произнес, когда мне исполнилось два года. В год и восемь я мог самостоятельно одеваться, а к трем годам начал связно говорить. Я пережил несколько случаев сильной простуды или гриппа, когда меня увозили в больницу с высокой температурой.

Одна из самых неприятных записей свидетельствует о том, что мне не было и года, когда у меня образовался абсцесс на бедре. Спустя много лет я стал посещать детские дома и видеть, что в них происходит. Тогда и открылась возможная причина того, что со мной произошло. Детские дома переполнены, имеющегося персонала недостаточно, чтобы уделить внимание каждому ребенку, и целыми днями дети лежат в своих кроватках одни. Скорее всего, у меня образовались пролежни от того, что некому было подойти, взять меня на руки, перевернуть и покачать.

Многие сироты продолжают укачивать себя перед сном даже после того, как обретают заботливую и любящую семью. Мое сердце сжимается от мысли о детях, которые целыми днями лежат в кроватках, выстроенных в линию вдоль стены, и сами себя укачивают, чтобы заснуть. Нередко они, как и я, страдают от пролежней, потому что некому подойти к ним и позаботиться о них.

В четыре года меня перевели в ленинградский детский дом № 6. В нем берут начало мои первые детские воспоминания, по большей части положительные. В этом учреждении я провел всего пару лет. У нас была еда и одежда, воспитатели, которые заботились о нас, врачи, которые лечили нас. Все наши детские нужды восполнялись.

В этом детском доме я познакомился с Эдиком, мальчиком, которого оставили родители. Мы стали лучшими друзьями. Там же я встретил и Мишу, с которым мы оба тоже подружились и сохранили эту дружбу на долгие годы. В отличие от первых лет своей жизни я редко болел. В моей медицинской книжке есть только одна запись о госпитализации.

Хотя у меня остались достаточно теплые воспоминания об этом детском доме, первое, что мне приходит на память – это крысы. Их было очень много, и все мы их очень боялись. Эдик, я и Миша часто видели, как они сидели на окне в нашей столовой.