Елена Хаецкая - Как писать книги

В других ситуациях достаточно сказать слово «сарай» — ну и прибавить пару эпитетов, пояснить, новый сарай или старый, дырявая там крыша или целая. «Мы играли в «бутылочку» в старом сарае…» — для картинки достаточно.

Читать, как лорд завязывает галстук, — бывшему советскому читателю интересно. Читать, как завязывает галстук секретарь профкома, — бывшему советскому читателю тоска. Для лорда, вероятно, ситуация будет обратной. Не знаю, удалось ли мне объяснить разницу.

Излишние подробности в описаниях — особенно это касается действий (еда, езда, одевание, купание), — страшная вещь для текста. Текст становится унылым. Читатель скучает и вязнет и в конце концов задается вполне закономерным вопросом: а зачем я тут зеваю над какой-то нудной книжкой? Не пойти ли мне посмотреть лучше фильм «Зорро»?

Как избегать лишних описаний?

Конечно, все тут субъективно. Самый субъективный и безошибочный критерий — самому автору должно быть жгуче интересно то, что он описывает. Интересен сарай — валяйте про сарай. Интересен мотель — валяйте про мотель. Только постарайтесь, чтобы это был ваш взгляд — ваш неповторимый взгляд, какого ни у кого нет и не будет. В какой-то мере можно сказать, что ценно описание, имеющее «этнографический» или «антропологический» интерес.

Более объективный критерий — описание должно иметь какое-то, хотя бы минимальное значение для героя и/или сюжета. Ехали, въехали (через ворота!.. Господи, а через что еще они могли въехать? Гусары, молчать!), дальше поехали… Да поняли, поняли уже, что они ехали. Приехали. К делу, господа, к делу.

Умейте «делать монтаж». Подошел к дому, глянул на окна — уже сидит в квартире. Не тяните кота за хвост. Если на лестнице нет магических светящихся шаров или калош профессора Преображенского — нечего там стоять и во всех подробностях таращиться на голую, выкрашенную в зеленый цвет стену. Будто читатель стены не видел.

Художественный образ возникает в тексте в тех случаях, когда автор правильно выбирает объекты для описаний и правильно эти объекты описывает — несколькими лаконичными, резкими, выразительными штрихами, подчеркивая индивидуальность объекта и его необходимость в тексте.

Я плавно перехожу к важнейшей для меня статье Милицы Васильевны Нечкиной «Загадка художественного образа», которую прочитала на последнем курсе университета и которая была моей путеводной звездой на протяжении всех последующих лет.

Поищите эту статью и прочтите, а пока вот важные для меня выписки (привожу цитату из книги):

«Художественный образ — отражение жизни, это общеизвестно. Но — удивительно дело — стоит образу попытаться вместить в себя «все» признаки жизненного явления, им отраженного, как — до предела отягощенный — он теряет полет, рушится, лишается силы.

Прежде всего — немыслимо вместить в слова все присущие жизненному явлению признаки. Попробуйте исчерпать их в описании чьего-либо лица, дивана, заката, леса — легко убедиться в невозможности этого. Всегда найдется что-либо «пропущенное». Структура художественного образа совсем иная. Он отражает, несет в себе, как правило, не только не все признаки, а даже просто немногие черты описываемого явления. Но волшебство их отбора состоит в том, что они, эти скупые, отображенные истинным художником признаки, вызывают в читателе представление о конечном, полножизненном богатстве явления. Это богатство восприятия сосредоточено в читателе, но ведает им поэт, писатель. Он знает тайну отбора нескольких, а иной раз и одного признака, который влечет за собой просто всё…

Функция образа с особой ясностью видна на примерах тех художественных текстов, которые оставляют главное в сфере невысказанного и рождаемого лишь сознанием читателя…

Писатель стоит… у пульта управления. И вот по его писательской воле — нажим трех клавиш — и ток бежит сразу по трем проводам к вашему человеческому жизненному опыту.

И в ответ — вспыхивает симфония! Не три, а сто тридцать три «признака», и не только «признака», а множество понятий… Лежало что-то в подвалах души, в кладовых сердца, лежало и не шевелилось, не работало. А тут волею писателя восстало из мертвых, воскресло, соотнеслось одно с другим, заиграло, стало активным, нашло свое место в вашем объяснении жизни, захватило вас. Вы и не подозревали, что в вас такое сокровище».

Эти слова много лет были моей «путеводной звездой». Их я выписываю дословно, чтобы не переврать в пересказе.