Елена Хаецкая - Как писать книги

Отдельно следует поговорить о ругательствах.

Начну с неприличных слов. Да, я их употребляла в печатном тексте. В двух вещах: в «Мракобесе» и «Вавилонском цикле». Если посмотреть на дату написания, то можно увидеть, что они писались практически одновременно: 1994-95 годы. Это было время создания «Третьего романа», принципиально новой вещи, написанной после серьезного внутреннего перелома. Очень важно отметить, что это вещи, написанные исключительно для себя, не на заказ. Еще одна их особенность — они были экспериментальными. Попросту говоря, я проверяла, «как далеко можно зайти слишком далеко». Практика показала, что можно зайти куда угодно, однако мне не очень понравилось. Сейчас я уверена, что могла бы написать эти вещи вообще без нецензурных выражений, создав имитацию — причем имитация работала бы не хуже, а, может быть, и лучше прямого мата. Есть эти выражения и в «Анахроне» — причина та же, мы писали мэйнстрим, и при том не боялись заходить слишком далеко. Причем при подготовке второго тома для публикации Беньковский сократил обсценную лексику до минимума, и я его поддержала.

То есть, говоря коротко: да, я использовала обсценную лексику; да, без нее запросто можно обойтись, используя имитацию; нет, ничего особенного она тексту не придает, т. к. смысл не в ней — она лишь приправа, и при том чересчур острая для некоторых читателей.

В межавторском проекте, в фэнтезийном проекте, который предназначен для отдыха и нередко для чтения подростками, обсценная лексика, на мой взгляд, недопустима. Пользуемся имитацией, она ничуть не хуже.

А вот теперь — об имитации.

Мы сами не замечаем, но наша речь построена на том факте, что человечеством прочитана Библия. Неважно, читал ли Библию отдельно взятый гражданин, Вася Пупкин или мистер Смит, — она прочитана носителями языка в целом. Соответственно, мы постоянно пользуемся цитатами оттуда: про верблюда и игольное ушко, про бревно в своем глазу, про «не рой другому яму» и т. п. Но это еще ничего, это можно преподнести как народную мудрость шемитов, кушитов и даже киммерийцев. В конце концов, народная мудрость — она на то и народная-международная, здравый смысл — категория очень старая, ему не указ даже границы между мирами. Но вот ругательства!

«Черт!» — машинально вскрикивают фэнтезийные герои. Нет черта, ребята, ругайтесь по-другому.

«Упаси боже!» — вздыхают они. Ребята, вы живете в мире политеизма.

«Бог знает что такое», «черт знает что такое», говорят они.

Я заменяю эти выражения на «боги мои, что тут творится», «разрази тебя гром», «проклятье», «чума на твою голову». Можно поискать другие, столь же добрые пожелания.

Некоторые авторы заменяют «черта» на «Сета». Да, Сет — очень злой бог. Он превращается в гигантскую змею, жрет все, что движется. И даже собственных адептов. Но нельзя забывать, что Сет — не всеобъемлющее создание. Вот черт — он одинаковый для всего человечества. И Бог — один для всего человечества. Так — только для цивилизации монотезима. Хайборийский мир — политеистичен. Сет имеет хождение только в Стигии, а в Киммерии он ничто. Поэтому если какой-нибудь киммериец или там бритунец говорит «Сет его знает» — это звучит неестественно. Для бритунца или киммерийца должен быть какой-то другой божок, который олицетворял бы злую силу. И действительно бы такой силой являлся.

В Киммерии, как известно, главное божество — Кром. Очень неприветливый бог, которому нет дела до созданных им существ. Создал — и барахтайтесь как умеете.

Имя «Кром» — боевой клич Конана.

«— Кром! — взревел киммериец, бросаясь в атаку».

Иногда Конан в гневе призывает Крома, а потом нападает на обидчика. Здесь «Кром» звучит грозно, яростно. И автор наивно пишет: «Кром! — выругался Конан». Это распространенная ошибка, поэтому я о ней говорю. Имя божества не может быть ругательством. Даже имя Сета. Нельзя сказать: «Сет! — выругался Конан» или «…выругался темный маг Аль-Киир».

Следует также избегать слова «окрестил» в смысле «назвал», «дал прозвище». «Из-за невысокого роста Конан мысленно окрестил незнакомца пиктом».

Сочинение новой терминологии и злоупотребление терминологией определенного мира — еще одна проблема из разряда «быть или не быть?»

В 1995 году, когда я написала роман «Ульфила» — мой единственный чисто исторический роман, без всякой примеси фэнтези, — его даже подумывали издать. Редактор редактировал, корректор корректировал, но потом издатель передумал, и книга вышла десятью годами позднее.