Уильям Зинсер - Как писать хорошо. Классическое руководство по созданию нехудожественных текстов

К полудню всех нуждающихся в помощи, даже синих, развозили по ближайшим больницам. Но можете не волноваться: в игру тут же вступает эпидемиолог-практик Оттавио Пеллитери, который звонит доктору Моррису Гринбергу из Управления по контролируемым болезням. Два врача принимаются тщательно собирать улики, как будто бы не имеющие аналога в истории медицины, но затем успешно ставят диагноз и находят преступника — отравление столь редкого типа, что в стандартных руководствах по токсикологии о нем ничего не говорится. Секрет Руше был известен еще древним сказителям: он завлекает нас преследованием и тайной. Однако начинает он не с азов токсикологии и не с классификации отравлений. Он сразу дает нам человека — и не простого, а синего.

Еще один способ помочь читателям разобраться в неизвестных фактах — нарисовать перед ними картинку, с которой они уже знакомы. Представьте абстрактный принцип в виде доступного образа. Архитектор Моше Сафди, изобретатель Хабитата, новаторского жилого комплекса для монреальской выставки «Экспо-67», объясняет в своей книге «За Хабитатом» (Beyond Habitat), что человек научится строить лучше, если не пожалеет времени на то, чтобы понять, как это делает природа, поскольку «природа создает форму, а форма — это побочный продукт эволюции»:

Можно изучать представителей растительной и животной жизни, строение скал и кристаллов и находить причины того, что они приобрели именно такую, а не какую-либо иную форму. Наутилус развивался так, чтобы по мере увеличения раковины его голова не высовывалась из отверстия. Это называется гномоническим ростом; в результате организм приобретает форму спирали. С математической точки зрения это единственный возможный путь.

То же самое относится и к достижению прочности при работе с определенным материалом. Посмотрите на крылья стервятника, на устройство их скелета. Это весьма сложная геометрическая структура, нечто вроде трехмерного каркаса из очень тонких косточек, утолщающихся к концу. Чтобы выжить, стервятники должны были развить сильные крылья (когда птица летит, они испытывают огромную нагрузку на изгиб), не набрав при этом дополнительного веса, потому что это ограничило бы их подвижность. Создав из костей замысловатую пространственную конструкцию, эволюция одарила их самым эффективным устройством крыла, какое только можно придумать.

«Каждая особенность жизни находит отражение в форме», — пишет Сафди; к примеру, клен и вяз имеют широкие листья, что позволяет им поглощать максимальное количество солнечного света, необходимое для выживания в умеренном климате, тогда как у оливкового дерева лист поворачивается к солнцу ребром, сохраняя влагу и не поглощая тепла, а кактусы ориентируются макушкой на солнце. Все мы можем представить себе кактус и кленовый лист. Каждый трудный для понимания принцип иллюстрируется у Сафди простой картинкой:

Экономия и выживание — два ключевых понятия в мире природы. Сама по себе шея жирафа кажется неоправданно длинной, но, если учесть то, что жираф питается листвой с высоких деревьев, станет ясно, что принцип экономии соблюден и здесь. Красота в нашем понимании этого слова, та красота, которой мы восхищаемся в природе, всегда имеет рациональные корни.

Давайте заглянем в другое произведение — статью Дианы Аккерман о летучих мышах. Большинству из нас известны об этих животных только три обстоятельства: они млекопитающие, они нам не нравятся и у них есть что-то вроде радара, благодаря чему они могут летать по ночам, не натыкаясь на все подряд. Очевидно, любой, кто берется писать о летучих мышах, должен объяснить нам механизм их так называемой эхолокации. Детали, которые Аккерман приводит в нижеследующем отрывке, настолько точны и так легко соотносятся с известными нам фактами, что мы усваиваем научный материал без малейшего труда и даже с удовольствием:

Чтобы понять, как устроена эхолокация, представьте себе, что летучие мыши окликают свою добычу тончайшим свистом. Большинство из нас не может услышать эти высокочастотные «оклики». В молодости, когда наш слух острее всего, мы способны реагировать на звуки с частотой 20 000 колебаний в секунду, но писк летучих мышей имеет частоту до 200 000. При этом он не непрерывен, а разбит на отдельные интервалы, по 20–30 в секунду. Мышь ловит звуки, которые к ней возвращаются, и, когда эхо-сигналы становятся чаще и громче, понимает, что приблизилась к преследуемому насекомому. По промежуткам между эхо-сигналами мышь способна определить, насколько быстро и в каком направлении движется ее жертва. Некоторые летучие мыши до того чувствительны, что могут засечь жука, ползущего по песку, а другие замечают сидящего на листе мотылька, как только он слегка пошевелит крылышками.