Юрий Нагибин - Жаркое дело

Он глядел на маленькую фигурку в ковбойке с залатанными рукавами, и пришелец из далеких бедных Глыбочек уже не казался ему ни таким хилым: крепкие, чуть покатые плечи, грудь — соколком, твердый постав ног, ни даже таким низкорослым. Ладно и прочно был он скроен и, видать, ловок, такой в любую щель проскользнет. И главное, эта непоколебимая вера в свое призвание. «Да ведь такие люди нужнее в пожарном деле, чем здоровяки-губошлепы, — думал Верин. — Мы готовим командиров, и тут мозги, характер, воля куда важнее физических данных».

— Ну как, товарищи? — обратился Верин к членам комиссии. — Принимаем?.. Добро! Но все-таки подрасти, дружок, — попросил Постевого.

— Я подрасту, товарищ полковник, — серьезно заверил тот.

И сдержал свое слово, как и всегда в жизни: подрос природе вопреки на целых двадцать сантиметров!

— Сергей Игнатьевич, дорогой, сколько ж в вас было роста? — вскричал я, заподозрив, что стал предметом дружеского розыгрыша.

— А вот считайте: сейчас во мне метр шестьдесят шесть, отнимите двадцать.

Я посмотрел на серьезное, твердое и надежное лицо моего собеседника: нет, он не был из породы игривых шутников.

— Вы на сантиметр выше Пушкина, — вспомнил я.

— Правда? — Он сдержанно улыбнулся. — Вот не знал, спасибо!

…И началась учеба. Нелегкая — предметов было много: общеобразовательных и специальных, среди последних — пожарная тактика, пожарно-техническое вооружение, пожарно-строевая подготовка. Большое значение придавалось физкультуре: пожарный должен быть ловок, вынослив, обладать чувством баланса, не бояться высоты, уметь преодолевать препятствия, подымать большие тяжести.

Сергей Игнатьевич сохранил благодарное и теплое воспоминание о стрельненском училище — и о товарищах-курсантах, и о преподавателях. Хотя, похоже, не так уж все было гладко у него, особенно поначалу. Вспоминая годы учения, Сергей Игнатьевич раз-другой обмолвился, что он происходил «не из бойкой деревни». Видать, остальные курсанты, кроме Антона Краснолобова, были побойчее и по правилам юношеского общежития «подсыпали перчика» простодушным сынам трубчевской глубинки. Впрочем, толстая кожа и пудовые кулаки Краснолобова — в самой фамилии есть что-то богатырское — служили ему хорошей защитой от переборов курсантского остроумия. Сергею Постевому, не сразу набравшему росту выше пушкинского, приходилось, надо думать, куда сложнее. Впрочем, тут нет большой беды, это прибавляло душевного опыта, учило жить среди людей, воспитывало волю и сопротивляемость.

Но как добреет взгляд Постевого, когда он вспоминает о преподавателях! До чего же ответственное дело быть учителем! Сколько людей повидал на своем веку Постевой — и на родине и на чужбине, и в мирные и в военные дни. Были среди них герои, большие командиры и просто умные, душевные люди, были натуры страстные, открытые, были затаенные, до сердцевины которых мудрено добраться. К одним он привязывался, от других отталкивался, с одними приятельствовал, дружил, с другими враждовал, боролся, но через всю эту человечью несметь нежно светят ему далекие милые лица первых наставников: Рыжова, преподававшего военную технику, физика Войцеховича, стремившегося подводить курсантов к открытию важнейших законов, а не вкладывать им в головы готовые знания, преподавателя литературы Крылова, человека глубоко штатского, который при входе в аудиторию в ответ на зычный рапорт дежурного растерянно просил: «Ладно, ребята, успокойтесь!» — и семенил к своему столу, прижимая к груди потертый портфель с книгами.

На втором году обучения к теории присоединилась практика. У школы была своя пожарная команда, и курсанты участвовали в тушении пожаров, сперва в качестве рядовых, потом командиров отделения (прежнее звание — брандмейстер) и, наконец, начальников караула. Первый пожар запомнился, как первая любовь. А горел всего-навсего небольшой сараюшко под боком у пожарного училища в Стрельне.

Ребята по-разному относились к пожарам. Курсанту Постевому, воспитанному с детских лет в уважении к огню, поначалу было очень страшно, потом «нормально» страшно. «Нормально» — это когда предстоящая опасность и бодрит, и пощипывает кожу легким морозцем, и собирает в твердый ком все телесные и душевные силы. С самых первых шагов Постевой исключил из своего обихода такие проявления «романтизма», как плохо подогнанное снаряжение, незащелкивающийся карабин, затупившийся топорик, неисправный противогаз. Он выезжал на пожар безукоризненный, как жених на свадьбу. А вот у иных его товарищей, начавших с полного пренебрежения опасностью, в дальнейшем отношения с огнем весьма осложнились.