Юрий Федосюк - Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века

Чекалинский стал метать, руки его тряслись. Направо легла дама, налево туз.

— Туз выиграл! — сказал Германн и открыл свою карту.

— Дама ваша убита, — сказал Чекалинский.

Германн вздрогнул: в самом деле, вместо туза у него стояла пиковая дама. Он не верил своим глазам, не понимая, как мог он «обдернуться » (то есть вынуть из своей колоды не ту карту, на которую рассчитывал). Германн проигрался в прах — графиня словно отомстила ему, обернувшись в карточную пиковую даму.

Не правда ли, только теперь, вникнув в правила и в ход игры, мы ощущаем весь драматизм событий? Зная карточные термины, используемые классиками как метафоры, мы яснее представляем происходящее:

(Пушкин. Евгений Онегин).

Мелькание раскидываемых банкометом вправо и влево карт при игре в фараон сравнивается с картинами, возникающими в сознании влюбленного Онегина.

В «Домике в Коломне» Пушкина есть совершенно загадочная для нашего современника фраза:

Как только что мы узнали, играть на пе означает удвоить ставку. До того в поэме речь идет о трудном опыте поэта писать ее необычной для русского стихосложения строфой — октавой. Вторую строку приведенной цитаты следует понимать так: отступиться, не доведя дело до конца, или продолжать, приложив удвоенные усилия?

В «Дворянском гнезде» Тургенева встречаются друзья — Лаврецкий и Михалевич. И что же? « С оника, после многолетней разлуки… заспорили они о предметах самых отвлеченных ». Соника (Тургенев пишет этот термин раздельно) означает выигрыш с первой же ставки, а здесь, переносно, — сразу же, без долгих вступлений.

Некоторые карточные термины укоренились в нашем языке в переносном смысле; зная их, мы часто даже не помышляем об их карточном происхождении: ИДТИ ВА-БАНК, то есть ставить на весь банк — действовать с крайним риском; Я ПАС — отказываюсь от хода, переносно — не в силах, вынужден отказаться; ПРИМАЗАТЬСЯ — присоединять свою ставку к ставке другого игрока, то есть примкнуть к кому-либо из корысти. Выражение «ВТЕРЕТЬ ОЧКИ» многие понимают как замазать чужие очки, чтобы исказить видимое. На самом деле это шулерский термин; специальным порошком втирали на карту лишнее очко (знак), превращая тем самым, например, шестерку в выигрышную семерку. ПЕРЕДЕРНУТЬ — незаметно заменить карту другой, нужной.

А теперь о забытых или почти забытых невинных играх и развлечениях, упоминаемых в классической литературе. Популярной была игра в СВАЙКУ; на землю клали железное кольцо и метали в него, стараясь попасть в самую середину, толстый гвоздь — свайку. В свайку играют не только купеческие приказчики в рассказе Гоголя «Коляска», но даже офицеры в «Войне и мире» Л. Толстого.

Любимой игрой деревенских ребят были БАБКИ (другие названия — КОЗНЫ, ЛОДЫЖКИ). Бабки — надкопытные кости коров — расставлялись в ряд; игроки поочередно метали в них тяжелой, обычно залитой свинцом битой («СВИНЧАТКОЙ», или «БИТКОМ»). Задачей было поразить возможно большее число бабок, которые доставались победителю. Игра в бабки описана в повести Горького «В людях».

Эту примитивную игру впоследствии вытеснили известные ныне городки, которые в литературе встречаются и под старыми названиями РЮХИ и ЧУШКИ. У Л. Толстого читаем: «На расчищенной площадке была устроена нами игра в городки, или чушки».

Нередко у классиков можно прочитать о том, как ребята гоняют по улице КУБАРЬ. Это примерно то же самое, что современный волчок. Соревновались в том, у кого кубарь прокрутится дольше. Отсюда и выражение « кубарем скатиться ».

Увлеченно играли в ГОРЕЛКИ; их еще хорошо помнит старшее поколение. «Горящий», выделенный по считалке, обязан был водить. Играющие становились в ряд по двое, парень с девушкой. После стишка «Гори, гори, ясно, чтобы не погасло…» и т.д. задняя пара разбегалась до определенной черты и уже вдвоем возвращалась обратно, «горящий» должен был поймать одного из них до соединения в пару. Если не удавалось, продолжал «гореть», удавалось — его заменял пойманный. В горелки играет Алексей Берестов в «Барышне-крестьянке» с крепостными девушками, Лопухов в «Что делать?» Чернышевского со швеями, молодежь в «Жизни Матвея Кожемякина» Горького. Но особенно подробно, поэтично и проникновенно описаны горелки в «Воскресении» Л. Толстого, где во время этой игры пробуждается чувство между Нехлюдовым и Катюшей.