Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики

Сохранилось известие, что первая мысль о таком окончательном превращении в женщину д’Еона — дипломата, писателя, храброго драгуна, кавалера ордена св. Людовика, появилась у г-жи Дюбари, новой фаворитки Людовика XV. Поводы к такому странному требованию не выяснены до сих пор, здесь есть какая-то необъясненная тайна. Однако, из всего того, что известно относительно такого странного превращения господина д’Еона в девицу Луизу д’Еон, можно сделать следующее предположение.

Король Людовик XV, боясь со стороны раздраженного д’Еона огласки вверенных ему некогда тайн, воспользовался ролью женщины, которую играл некогда д’Еон, и, одев его на старости лет в женское платье, хотел этим осмеять и подорвать таким образом в общественном мнении Франции, Англии и даже всей Европы всякое к нему доверие.

Как бы то ни было, но жребий д’Еона был решен в Версале. Что же касается его самого, то он пустился в мистификацию. Так, в одном из своих писем от пишет, что женская одежда будет несообразна с его полом, и что он сделается предметом толков и насмешек, почему и просил разрешить, чтобы женское платье было для него обязательно только по воскресеньям. Просьба эта была оставлена без внимания. В другом письме, напротив, он заявлял о своей принадлежности к женскому полу и даже хвалился тем, что, находясь среди военных людей умел сохранить такое хрупкое добро, как девичье целомудрие.

После смерти Людовика XV д’Еон надеялся, что королевское повеление о ношении им женской одежды будет отменено, но он ошибся. Людовик XVI нашел в бумагах своего деда его тайную переписку с д’Еоном и потребовал от последнего исполнения данного ему Людовиком XV повеления. Д’Еон думал отделаться хотя бы тем, что у него нет никаких средств для снабжения себя таким дамским гардеробом, какой он должен иметь по своему общественному положению. Но такая отговорка нисколько ему не помогла, т. к. королева Мария-Антуанетта приказала за ее счет экипировать кавалера д’Еона. Исполнение этого приказания было поручено королевской модистке, из рук которой д’Еон вышел самой изящной щеголихой.

Видя, что ничто уже не помогает, д’Еон начал прямо заявлять, что он женщина, но только одаренная от природы храбростью мужчины. В своем письме к графу Верженю он сообщал, что, являясь девицей, надел женское платье в день св. Урсулы, защитницы и покровительницы 11000 непорочных дев. Он также напечатал послание ко всем современным женщинам, в котором заявлял, что Бомарше, притесняя его, хотел поднять свой авторитет за счет женщины, разбогатеть за счет женской чести и отомстить за свои неудачи, подавив несчастную женщину.

В 1783 году д’Еон уехал в Англию и продолжал, согласно данному им обязательству, носить женское платье, желая пользоваться назначенной ему от короля пенсией. Когда же вспыхнула французская революция, то он в 1791 году обратился с просьбой в национальное собрание, домогаясь занять свое прежнее место в рядах армии и объясняя, что сердце его восстает против чепцов и юбок, которые он носит. Но республиканское правительство не допустило под свои знамена такого сомнительного, хотя и храброго, воина. Получив отказ на свою просьбу, д’Еон навсегда остался в Англии и хотя по-прежнему продолжал ходить в женском платье, республика не считала нужным сохранить в силе условие, заключенное между д’Еоном и Людовиком XV. Директория прекратила выдачу пенсии и вдобавок к этому д’Еон, как эмигрант, был объявлен вне покровительства законов. Денежные средства д’Еона постепенно иссякли. Он дошел до того, что должен был продать свою библиотеку, в которой обыкновенно проводил почти все свое время. Затем ему не оставалось ничего более, как пуститься в какую-нибудь оригинальность, и он, не снимая женского платья, сделался учителем фехтования. Только некоторые друзья помогали ему кое-чем на закате его печальной и превратной жизни.

Д’Еон умер в Лондоне 10 мая 1810 года.

Одним из наиболее известных авантюристов XVIII века является Джиакомо Казанова (1725–1798), который сам никогда и не отрицал, что он авантюрист. Напротив, Казанова хвастался, что всегда предпочитал ловить дураков и не оставаться в дураках, стричь овец и не давать обстричь себя в этом мире, который, по его мнению, всегда хочет быть обманутым. Однако он всегда решительно возражал против того, чтобы из-за этих принципов его считали ординарным представителем традиционной грабительской черни, каторжников и висельников, которые грубо и откровенно воруют из карманов, вместо того чтобы культурным и элегантным фокусом выманить деньги из рук дурака. Для него веселиться за счет глупцов, облегчать их кошельки и наставлять рога мужьям было своего рода миссией посланца Божественной справедливости, направленной на то, чтобы наказывать всю земную глупость.