Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы

Управившись с «рабом», Гулин хорошо выпил, сытно закусил и вспомнил, что дети давно ничего не ели. Этак ненадолго их хватит. Надо беречь свое имущество. Но просто покормить — не резон. Раб должен пищу заслужить. Упорным трудом на благо хозяина. Что бы такое поручить? Он обвел глазами комнату. Пусть ее приберут. Слабо для начала. А что вообще с них можно взять? Ну, например, стирать, готовить пищу, за столом прислуживать, его мыть — мало ли дел по хозяйству? Но это потом, когда решится вопрос с цепями и кандалами. Сейчас нужно придумать работу, которую можно делать в яме. Фу ты, дождь проклятый не дает сосредоточиться. Льет и льет как из ведра. В яме, наверное, уже вода — прежний владелец дачи оставил плохой дренаж. Вода, вода… Металлические листы неплотно примыкают друг к другу. Промазать стыки — никакая вода не страшна. Есть для рабов занятие!

Через дверь камеры он руководил работами, охотно отвешивая оплеухи. Из-под палки учатся быстрее. И легче привыкают к судьбе.

… После домашнего обеда Гулин вернулся на дачу. Ему страстно хотелось Олега. Открыв люк, он резко отшатнулся: спертый воздух, поплывший из ямы, закружил голову, заслезились глаза. Немудрено — яма без вентиляции. Придя в себя, полез вниз, пулей выскочив назад. Черт возьми, пожалуй, и не добраться до Олега. Лучше подождать, когда зловоние выйдет через открытый люк.

Четыре раза он спускался в яму и четырежды вылезал впопыхах, боясь задохнуться. Четыре раза хотел махнуть рукой и уйти восвояси, но страстное желание побуждало на новые попытки.

При пятом спуске удалось открыть камеру. Оттуда шибануло так, что Гулина едва не стошнило. После заделки стыков камера превратилась в герметичное пространство.

Распахнув дверцу, Гулин явственно ощутил, как на голове зашевелились волосы. Перед ним стоял Женя. Худюший, лицо искажено предсмертным ужасом, огромные — навыкате — и пустые глаза смотрели прямо на мучителя. Мальчик сомнамбулически сделал к нему шаг, другой… со страшным стуком закрыв дверцу, Гулин навалился на нее. Пока запирал одеревеневшими пальцами, все казалось, что дверца содрогается от мощных ударов. Целую вечность выбирался наверх. Захлопнув люк, лег на него… Детей еще можно спасти, но без больницы не обойтись. Вызвать врача — значит вызвать к себе палача. Все раскроется. Исключено. Ради чего ему жертвовать собой? Рабы умрут — и концы в воду. Замена им найдется. Интересно, сколько еще протянут? Олега он не заметил, но бессвязное мычанье, доносившееся из камеры, наверняка принадлежало ему. Женя не мычал. Он стоял молча, что еще страшнее. Будто оживший покойник.

Видимо, к утру умрут. Да, к утру — уж точно. Раньше и проверять не стоит. Хватит с него кошмара. Нервы и так ни к черту.

… С Евдокимовым, возвратившимся из командировки, они упаковали трупы в мешки, вывезли в лес и сбросили в овраг.

После второй бутылки красноярский гость стал откликаться на любое имя. Гулин, расшалившись, придумывал ему Немыслимые клички и имена, в ответ на что— сначала все повторял, как его зовут, а потом и сам увлекся идиотской игрой.

Они познакомились на железнодорожном вокзале. М-н, скучавший в зале ожидания, пожаловался, что весь вымотан, а билет до родных мест удалось купить только на завтра. Куда? В Ачинск, однако. Как, что за Ачинск? Город такой. В Красноярском крае. А ты куда? Живешь здесь? Чего ж на вокзале кукуешь? Выпил, а собеседников нету… Это нам понятно. Вокзал в таких случаях — истинное спасение. Хочется выпить? А кому, братец, не хочется… К тебе на фазенду? Чего ж не пойти…

М-н в невольники не годился, здоровый, мускулистый, сам кого хочешь свернет в бараний рог. Но в отношении него Гулин имел другой план.

Его радужное настроение складывалось не только из винных паров и легкой добычи того, кому предстояло стать объектом дьявольского эксперимента. Маленькие рабы, замученные им, похоже, даже не навели на след. Несколько месяцев Гулин пребывал на дне, забросив сладостное «ремесло», но все было тихо. Пора выходить из подполья и пленять новых невольников. Только — без прежнего дилетантства. Чтобы действовать вполне профессионально, ему требовалось испытание, экзамен на квалификацию. «Экзаменатор» сидел возле, жалеючи бродягу, переехавшего Байкал.

— Поешь ты, Вольдемар, замечательно, но вино, Педрилло, стынет. Давай еще по стакану-второму и спать. Ложись, Хуанетта на мою кровать, а я пристроюсь на… Да тоже на своей! Ха-ха! Тут все мое. А твоего, рыжегорбый, ничего нет?..