Ог Мандино - Ключ к лучшей жизни

Два месяца спустя после школьного выпуска июня 1940 года, когда мама готовила для меня ленч в нашей маленькой кухне, ее бедное сердце внезапно остановилось, и она умерла у меня на глазах. Это был конец мечты. Вместо того чтобы поступить в колледж, я поспешно записался в ВВС, окончил курсы бомбардиров и в конечном счете совершил тридцать боевых вылетов с эскадрильей Джимми Стюарта в 1944—1945 годах.

Я вернулся с войны в 1945 году и вскоре обнаружил, что бомбардиру со средним образованием не так-то просто найти работу. Впрочем, это меня не слишком беспокоило. Я заслужил пару серебряных крылышек на кителе, еще не достигнув возраста, в котором американцы получают право голоса, не говоря уже о нескольких боевых наградах. Я не сомневался, что смогу что-нибудь придумать.

Хотя лондонские вечеринки между боевыми вылетами исчерпали большую часть моего ежемесячного жалованья, у меня еще оставалось больше девятисот долларов, когда я вернулся в Нью-Йорк после увольнения из ВВС и самонадеянно арендовал квартиру неподалеку от Таймс-сквер. Затем я купил подержанную портативную машинку “Смит-Корона” и принадлежности для письма. Было еще не слишком поздно, исполнить мечту моей матери. Я все-таки стану писателем... великим писателем!

Но меня постигла неудача. В течение следующих шести месяцев, устроив на кухне, засиженной тараканами, творческую мастерскую, я посетил по меньшей мере пятьдесят журналов, чьи редакции находились в пределах досягаемости, но никто не выказал особого интереса к моему предложению. Я оставлял копии статей, коротких рассказов, несколько стихотворений, даже хитроумные кроссворды, но почтальон так ни разу и не принес мне чек от издателя. Наконец когда мои сбережения подошли к концу, я снова отказался от мечты, вернулся в Бостон и обратился с письменным заявлением в клуб ветеранов, выплачивавший почетным отставникам ВВС двадцать долларов в неделю в течение сорока двух недель. Наконец, после десятков мучительных и безрезультатных переговоров меня взяли на стажировку агентом по страхованию в крупную государственную компанию. “Стажировка” продолжалась четыре дня, а потом меня направили в прибрежный городок Уинтроп в качество дебетового агента. Представители этой ныне устаревшей профессии некогда ходили по домам клиентов и собирали страховые премии. Через несколько месяцев я женился, и мы с женой поселились в старом доме на две семьи. Так начались десять самых ужасных лет моей жизни... для меня и для несчастных людей, составлявших мое ближайшее окружение.

Вскоре я попал в беличье колесо. Я никогда не опережал своих кредиторов больше, чем на несколько дней, а ежемесячные выплаты были жесточайшим испытанием, несмотря на тяжелую и утомительную работу. Я мог отправиться куда угодно, в любое время суток, чтобы продать страховой полис, и все равно счетов было больше, чем денег на их оплату. Бог благословил меня чудесной дочерью, и я трудился еще упорнее ради ее блага. Но все было тщетно. Хотя и моя жена в конце концов снова начала работать, мы с каждым месяцем все глубже увязали в долгах.

Как-то вечером, не сумев заключить страховой договор с перспективным клиентом, я зашел в бар по дороге домой, чтобы пропустить стаканчик. Бог знает, я этого заслуживал... правда? День выдался тяжелый, к тому же из-под носа уплыла верная сделка, за которую я мог получить шестьдесят долларов комиссионных — тех самых долларов, в которых я так отчаянно нуждался. Вскоре один “трудовой” стаканчик после работы превратился в два... потом в четыре... потом в шесть... Так в течение нескольких месяцев из-за своей бездумности и легкомыслия я утратил любовь двух самых дорогих для меня людей. Я превратил их жизнь на земле в настоящий ад.

В конце концов я заплатил за свое непростительное поведение. Вернувшись домой в воскресенье после совещания страховых агентов в Бреттон-Вудс, штат Нью-Гемпшир, я увидел короткую записку на кухонном столе. Моя жена и дочь уехали. Они испили свою чашу страданий с жалким подобием мужа и отца, в которое я превратился. Два года спустя мне сообщили, что моя жена добилась развода и получила права на опеку над .дочерью.

Того, что последовало за их отъездом, можно было ожидать. Избавившись от единственных людей в мире, любивших меня, я погрузился в пучину алкоголя и жалости к себе. Процесс шел по нарастающей до тех пор, пока я не утратил способность нормально работать. Лишившись источника дохода, я потерял наш дом. Как-то утром я сложил скудные остатки одежды и других вещей в багажник своего старого красного “фалькона” и поехал куда глаза глядят. Это был ужасный момент — последнее прощание с давно знакомыми местами.