Джонатан Хайдт - Стакан всегда наполовину полон! 10 великих идей о том, как стать счастливым

Наша жизнь – творение нашего разума, а творим мы во многом через метафоры. Мы видим новое сквозь призму уже известного и понятного: жизнь – путь, спор – война, разум – наездник на слоне. Ошибка в метафоре вводит нас в заблуждение, а без метафоры мы слепы.

Полезнее всего для понимания морали, религии и человеческих поисков смысла для меня оказалась метафора «Флатландии» – очаровательной повести, которую написал в 1884 году английский романист и математик Эдвин Эбботт (Эбботт, 1976). Флатландия – двумерный мир, населенный геометрическими фигурами. Главный герой – Квадрат. В один прекрасный день его навещает сфера из трехмерного мира – Трехмерия. Однако флатландцы при этом видят не сферу, а только ту ее часть, которая лежит в их плоскости, то есть окружность. Квадрат потрясен тем, что эта окружность способна по собственной воле расти и уменьшаться (проходя через плоскость Флатландии вверх-вниз) и даже исчезать и появляться в другом месте (выходя из плоскости и снова проходя сквозь нее). Сфера пытается объяснить идею третьего измерения двумерному Квадрату, но Квадрат, хотя и прекрасно знает двумерную геометрию, не в силах ничего понять. Он не понимает, как это – обладать не только шириной и высотой, но и глубиной, не понимает, что когда Сфера появляется вверху, «вверх» не означает север. Сфера предлагает различные аналогии и геометрические доказательства того, как можно перейти из одного измерения в два, а из двух в три, но Квадрат по-прежнему считает, что сама идея движения «вверх» из плоскости Флатландии бессмысленна.

Тогда Сфера в отчаянии вырывает Квадрат из Флатландии и тащит в третье измерение, чтобы Квадрат посмотрел вниз на свой мир и увидел его весь целиком. Квадрат может заглянуть во все дома и во внутренности всех флатландцев. Вот как он это описывает:

Непередаваемый ужас охватил меня. Сначала вокруг было темно. Затем забрезжил свет. Я ощущал его, но это ощущение не походило на обычное ощущение, которое возникает, когда что-нибудь рассматриваешь. Я увидел Отрезок, который не был Отрезком, Пространство, которое не было Пространством. Я был самим собой и в то же время каким-то другим. Когда ко мне вновь вернулся дар речи, я громко закричал из последних сил:

– Это либо бред сумасшедшего, либо ад!

– Ни то и ни другое, – спокойно ответил мне голос Сферы. – Это – Знание, это Трехмерие. Отверзни свой глаз и попробуй осмотреться спокойно.

Я огляделся и узрел новый мир!

Квадрат потрясен. Он простирается ниц перед Сферой и становится ее учеником. По возвращении во Флатландию он пытается проповедовать «евангелие Трех Измерений» двумерным собратьям, но тщетно.

Все мы в чем-то Квадраты до просветления. Всем нам встречалось что-то неподвластное пониманию, однако мы самодовольно полагали, что все поняли, поскольку наш разум не в силах вместить измерение, которого мы не видим по слепоте своей. Потом вдруг происходит что-то такое, что не имеет смысла в двумерном мире, и у нас просыпается подозрение, что существуют и иные измерения.

Во всех человеческих культурах социальный мир имеет два отчетливых измерения: горизонтальное измерение близости и подобия и вертикальное измерение иерархии и статуса. Люди естественно и безо всяких усилий различают расстояния по горизонтальной оси – близких и дальних родственников, друзей и чужих. Во многих языках есть форма обращения к близким (русское «ты», французское «tu») и к не очень близким («вы», «vous»). А еще мы обладаем развитой внутренней ментальной структурой, которая готовит нас к иерархическим взаимодействиям. Даже в культурах собирателей-охотников, во многом эгалитарных, равенство сохраняется исключительно благодаря активному подавлению неизбывного тяготения к иерархии (Boehm, 1999). Многие языки обозначают иерархию теми же средствами, что и близость (русское «ты» и французское «tu» допустимо в обращении не только к друзьям, но и к подчиненным, а «вы» и «vous» – не только к чужим, но и к начальству). Даже в языках, где нет особых местоименных форм для разных социальных отношений, например, в английском, находятся способы их маркировать: мы обращаемся к не-близким или вышестоящим по фамилии с титулом (мистер Смит, судья Браун), а по имени – к близким и подчиненным (Brown and Gilman, 1960). Наш разум отслеживает эти два местоимения рефлекторно. Только подумайте, как вас смутило, когда в последний раз человек едва знакомый, но очень уважаемый предложил обращаться к нему по имени. Согласитесь, имя словно застряло у вас в горле! И наоборот, когда какой-нибудь торговый агент начинает называть вас по имени, даже не спросив разрешения, это вызывает некоторую оторопь.