Екатерина Михайлова - Говори и будь услышан. За кулисами успешного выступления

Если «лексика» сводится к десяти упражнениям, а «грамматика» полностью задана программой…

Если смысл предсказуем и вы только транслируете – и только то, чего от вас ожидают… Если это вообще не ваш смысл и вы тут ни при чем – «раскрыли тему», да и ладно…

Если часто и одним и тем же способом делается – говорится – одно и то же… – То вы медленно, но верно становитесь языковым мутантом, «механическим соловьем». Вместе со своим языком – исчезаете.

А чтобы не ощущать этого, свой язык придется постепенно забывать.

Да, кстати, о птичках…

Начинающего «выгорать» тренера видели, в его пустые глаза заглядывали? Слышали бодрые рассказы об «одном проекте», который уже «прописан»? Только вот работы многовато и как-то оно все… достало. В отпуск, наверное, пора. И с видимым облегчением разговор сворачивает на предметы вроде бы живые и даже приятные, но – странное дело! – вы как будто знаете наперед все, что будет сказано. И самое главное – как. Очень это скверный признак. Не поможет тут дайвинг, серфинг и рафтинг. Тут иное.

Все более плоские шутки спивающегося соседа. Гладкая бессмыслица протокольного доклада. Причитания старушки в легком маразме. Тупая уличная брань… Мы видим признаки временной или окончательной, умышленной или невольной деградации. И наступать она может и от причин физиологических, и от систематического использования «порченой» речи. Это же еще и порченая картина мира: как корабль назовешь, так он и поплывет…

Есть у меня один знакомый. Бизнес, переговоры, разработчики, производство – все как у людей. И стал этот достойный господин замечать, что речь его беднеет, уплощается, портится. Переписка по «мылу», знаете ли, да еще «на языке Шекеспеара» – о если бы! – позволяет обходиться десятком-другим клише. Этого достаточно, и ладно. Разговоры «по делу» тоже не блещут речевой креативностью – и тоже ладно. Читать доводится все больше обзоры, писать их же – и опять же ладно.

Но будучи человеком тонким и сохранившим уши, глаза и способность к самонаблюдению, он вовремя почуял неладное: первые признаки речевой деградации. Труднее стало подыскивать синонимы, говорить и думать одновременно, вспоминать с юности знакомые и любимые цитаты, каламбурить, что-то объяснять другими словами…

А поскольку человек он самостоятельный, решение тут же сам и нашел: стали они с женой летом в деревне по очереди читать друг другу вслух: Плутарха, «Записки охотника», «Чукоккалу» и даже «Собаку Баскервилей». Уютно, по-домашнему, не помногу – часок в день, когда дела сделаны и можно расслабиться. Здоровый инстинкт речевого самосохранения подсказал посильную и приятную форму реабилитации, и тут уж я снимаю шляпу и склоняюсь в почтительном поклоне: спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и такое бывает.

Мораль? Извольте.

Языковую личность нельзя разрушать, господа. Хотя бы свою.

Каков язык, такова и жизнь.

Какова речь, таков и человек.

Говорите, требования рынка, формат, корпоративная культура? Да, их надо учитывать. Как любые «требования», куда ж без них. Как временную необходимость говорить на языке «принимающей стороны»: вежливость и не более. Африканская пословица гласит: «В деревню, где живут одноногие, идут на одной ноге». Конечно, можно – и даже нужно – упрощать свою речь время от времени, если «деревня одноногих», увы, возомнила о себе и диктует требования. Выполнить их не так уж сложно, и вреда от этого не будет. Важно только не растворяться в них без остатка: «механический соловей» годится, только пока не надоест или не сломается.

Требования изменятся – а нас никто не будет собирать по кусочку, реанимировать и поливать живой водой. С нами уже рассчитались, в затылок дышат молодые и ретивые. И тоже думают, дурачки, что так будет всегда. (Впрочем, не так уж утешительно знать, что сзади вообще никого нет и на твое место никто не стремится, а впереди тупик.)

Я так давно наблюдаю за полем, что могу ответственно заявить: «И это пройдет». Карточными домиками осыплются вчерашние приоритеты, для простоты картины их забудут – словно и не бывало, – и другое станет считаться правильным и полезным. Язык тут же на это отреагирует, – а может, с него все и начнется, так уже бывало.

Вопрос о том, каким языком ты говоришь, – это всегда вопрос о власти, о доминирующем дискурсе, о праве быть чем-то еще, кроме «говорящего орудия»… Это вопрос о праве самому выбирать «своих» и «чужих» – они, конечно же, говорят по-разному и книжки читают разные, и шуткам смеются – тоже разным. Скажи, с кем ты находишь общий язык, – и я скажу тебе, кто ты. Важный ведь выбор, и хорошо бы оценивать его последствия. «Право голоса» – это о том же.