Александр Силаев - Философия без дураков [Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться?] [litres]

Нет оснований относиться к человеку иначе, чем на основании того, что он за человек.

Это не банальность, по нынешним временам это почти скандальная истина. Если мы будем считать смягчающими обстоятельства плохую наследственность, трудное детство, отсутствие образования и т. д., мы в итоге учтем все. Но если учесть все факторы таким образом, мы сведем баланс любого поступка в ноль. За ним просто не окажется того, кто его совершил. Причем любого поступка, не только плохого. Есть поведение, за которое в итоге дается Нобелевская премия. Но если оттуда тоже вычесть все факторы, мы получим тот ноль, который не вправе ни судить, ни награждать.

Вероятно, это логический предел алогичного учения о политкорректности. Нет того, кто совершает преступление. Нет того, кто совершает открытие. Всем полагается одинаково. По два кубометра счастья в одни руки, всем, даром, и пусть никто не уйдет обиженным. Если счастье на складе кончилось, можно отвесить всем по два кубометра несчастья – главное, чтобы поровну. Но если социальные различия все-таки неустранимы (сложно представить общество, где одни не сидели бы в президиуме, пока другие сидят в КПЗ), их лучше всего разыгрывать в лотерею . Все равно ведь реальных заслуг и проступков нет. Можно за кражу со взломом присудить стипендию. Можно за спасение утопающих дать два года условно. Вероятно, именно такой мир будет пределом справедливости разбираемого мировоззрения.

В крайней форме это мало кто поддержит, как мало тех, кто поддержит патриотизм на стадии «адольф гитлер». Поэтому идут означенной дорогой, просто не доходят до конца. Останавливаются по настроению. Респектабельный профессор останавливается чуть пораньше, Пол Пот делает еще несколько шагов по направлению к идеалу.

Есть сравнительно безобидные сферы, где подход добился большего, чем он добивается в среднем. Как уже сказано, не бывает постмодернистской инженерии или постмодернистского менеджмента – везде, где эффективность желательна, наглядна, четко и быстро измерима, великих уравнителей не пускают на порог. Но в сфере современного искусства, кажется, многое получилось. Конечно, там нет равного дележа славы и гонораров, сама природа искусства как масштабируемой деятельности это исключает. Но если успех разыгрывать в лотерею с элементами коррупции, это будет максимальным приближением к их идеалу равенства из возможных.

Под современным искусством здесь понимается не музыка, кино и литература, а производство артефактов (полотно ценой в 300 тысяч евро, инсталляция за миллион фунтов). Наличие массового зрителя, слушателя и читателя всегда немножко притягивает к земле. Людям нравится то, что им нравится, и это не так-то легко варьировать. Критики и продюсеры предпочли бы определять успешность фильмов без участия зрителя. Но их полномочий не хватает, разве что совсем в элитарной области, то есть где зрителей и читателей почти нет и они не путаются под ногами.

А вот что касается артефактов, то рынок настолько специфический, что это не вполне рынок. Большая часть покупок на нем рассматривается скорее как инвестиция, чем предмет личного потребления. То есть покупатель не столько спрашивает себя «нравится ли это мне?», сколько спрашивает эксперта «сколько это стоит?». Клиент слышит ответ и полагает, что в будущем у цены нет оснований стать ниже, а выше – может быть. Во-первых, инфляция, во-вторых, артефакт начнет обрастать историей, повышающей капитализацию, в том числе благодаря той покупке, которую он сейчас совершает. Что при этом может быть артефактом? Практически что угодно .

Приведу несколько примеров. Один очень известный, про акулу, возможно, вы его знаете. Та самая акула, придуманная Демьеном Херстом, проданная за 12 млн долларов и сгнившая как физический объект, но оставшаяся в культуре как идея. На самом деле все было чуть скромнее. Ничего за 12 млн Херст не продавал. Он просто купил в Австралии тушу пятиметровой тигровой акулы за 6 тысяч фунтов (точнее 4 тысячи за тушу и 2 – за ее пересылку в Англию), после чего сделал с ней две вещи. Во-первых, он поместил тушу в аквариум с формальдегидом. Во-вторых, дал объекту название «Физическая невозможность смерти в сознании живущего». В таком виде акула была продана галеристу Чарльзу Саатчи всего лишь за 50 тысяч фунтов. Согласитесь, это не миллионы, а всего лишь 730 % процентов прибыли на вложенный капитал, если рассматривать историю сугубо экономически. Уже потом она была перепродана инвестбанкиру Стивену Коэну. В целом, учитывая, что фунт несколько дороже доллара, это увеличение инвестиционной оценки мертвой рыбы примерно в 1000 раз.