Владимир Залесский - Учебник писательского успеха. Часть I. Генрих Шлиман и его уроки

В зависимости от удобства изложения в книге как синонимичные используются понятия «система успеха», «законы успеха» и «правила успеха» Генриха Шлимана.

Конечно, законы успеха существовали, применялись и до, и после Г. Шлимана, и в период его жизни. Но он сумел составить из них взаимоувязанную эффективную систему, проявившую себя на практике в виде выдающихся достижений и нарастающей успешности.

«Когда мы совершали последнюю прогулку по острову, то заметили виселицу, на которой качались три трупа. Казненные повешены были за пятки. Мы спросили у жителей, за что так строго наказаны эти люди? И услыхали в ответ, что это были путешественники, которые по возвращении обманывали своих ближних, описывая им места, где они никогда не бывали, и рассказывали небылицы о странах и людях, которых они встречали.

Вы знаете мягкость моей натуры, дорогие мои, но я должен сознаться, что повешенные за пятки не вызвали никакой жалости во мне, потому что, сам всегда придерживаясь фактов, и только фактов, я неукоснительно требую этого и от других.» (Э. Распэ. Вечера барона Мюнхаузена).

Детство Генриха Шлимана было и обычным, и необычным.

И мать, и отец любили его; в большинстве семей родители любят своих детей. Его душа впитывала сказки и легенды; многие дети читают в детстве сказки, верят в них, строят сказочные планы.

Но не у каждого в детстве бывает та среда, в которой проходило детство Генриха. Его непосредственной средой были семья, селение Анкерсхаген, если шире – то Великое Герцогство Мекленбург-Шверин, расположенное у побережья Балтийского моря в северо-восточной Германии.

О Мекленбурге-Шверине – если судить по статьям и книгам о жизни Генриха Шлимана – складывается противоречивое впечатление. С одной стороны, это немецкая глубинка, своего рода захолустье. С другой стороны, прорисовывается весьма гуманное, терпимое, просвещенное, не избалованное материальным изобилием, общество. Рядом с Генрихом Шлиманом живут различные люди, попадают они в разные, иногда весьма неприятные, ситуации. Но не заметно ни жестокости, ни злобности. Напряженные ситуации разряжаются гуманно и, в итоге, благополучно. Сам Генрих, попадая в тяжелое положение, вызывал не столько насмешки и глумление, сколько сочувствие. В книге Генриха Штоля «Шлиман» рассказывается об экскурсии, проведенной отцом товарища Генриха по замку герцога примерно в 1836 году. Генрих, уже после «великой» семейной «катастрофы» оставил гимназию и учится в реальном училище. Одним из его товарищей по училищу стал сын камердинера Вильгельм Руст (дружеские отношения с ним Генрих Шлиман поддерживал на протяжении всей жизни). Камердинер, отец Вильгельма, взяв детей за руки, ведет их по замку, подводит их к статуям, к шкафу со старинными вазами. Генрих внезапно рассказывает, какие персонажи присутствуют в рисунках на вазах. Растроганный камердинер открывает шкаф и дает опаленному семейной катастрофой Генриху подержать в руках эти драгоценные вазы [Штоль. С.54]. Конечно это была атмосфера терпимости, гуманности и сочувствия. Г. Штоль «закольцовывает» эту ситуацию, рассказывая, как примерно через 50 лет Генрих Шлиман (всемирно известный) снова посетил Герцогский замок; имел место визит лично к герцогу (сыну того герцога, при котором состоялось «первое» посещение) [Штоль. С.387—388].

После окончания реального училища в 1836 году Генрих проработал «учеником», своего рода кандидатом в коммерсанты, выполняя обязанности продавца и разнорабочего, пять лет в лавке в Фюрстенберге. Слова Германа Нидерхеффера, по случаю заглянувшего в лавку, «бедность не позорна, … позорна глупость» [Штоль. С. 65], содержат и моральную поддержку, и позитивную ориентацию на развитие. Построенный Генрихом Шлиманом в Афинах в 1881 году дом-дворец «Палаты Илиона» («Илиу Мелатрон») украшен надписями; в их числе «Невежество обременяет» [Вандерберг. С. 449]. Само понятие «ученик» содержало в себе некую моральную поддержку: «ученик» был не наемным работником, а человеком с перспективой, одного социального уровня с «хозяином»; в будущем «ученику» предстояло стать коммерсантом (так, кстати, и случилось. Только масштаб коммерции Г. Шлимана оказался неожиданно крупным). Упоминание имени Г. Шлимана в договоре о продаже бакалейной лавки, как мне кажется, вовсе не было оскорбительным и не представляло «ученика» принадлежностью продаваемого мелкого бизнеса, оно служило предусмотрительной – по сути, гуманной – защите «ученика» от увольнения, было своего рода социальной гарантией.