Если кому-либо удастся в наше время проникнуть в самое сердце Джапджи, то мне кажется, что голос Ошо — это благодать, позволяющая семени нашего сознания прорасти и расцвести цветком Нанака, цветком Эк Омкар.
Амрита Притам, член Раджья-Сабха
Он один. Он Омкар — высшая правда.
Он — создатель, он выше лжи, выше злобы.
Он — форма вечности,
Он никогда не был рожден, а создан собою.
К нему приблизит благодать гуру.
Он был правдой до того, как время начало свой бег.
Нанак говорит: Он вечная правда есть и пребудет ею всегда.
Его постичь нельзя ни миллионом мыслей,
Ни долгими часами медитаций, молчанием смиряющими разум,
Не утолить горами хлеба глад душевный,
И сотня тысяч подвигов ума не даст нам единенья с Ним.
Как правды нам достичь и сдернуть лжи завесу?
И Нанак говорит: лишь подчинив себя божественному строю.
Была темная безлунная ночь, облака отяжелели от влаги — стоял сезон дож чей. Внезапно прогрохотал гром и молния высветила первые упавшие капли дождя. Деревня пала. Только Нанак бодрствовал, и отзвук его песни витал в воздухе.
Мать Нанака встревожилась: минула уже половина ночи, а лампа в его комнате все еще горела. Его пение доносилось до матери, и она, не в силах больше сдержаться, m «стучала в его дверь. "Спи сын мой! Скоро рассветет." Нанак умолк. Из темноты доносился призыв ястреба-перепелятника. "Пиу, пиу, пиу!", — окликал он.
"Послушай, мама! — вскричал Нанак. — "Ястреб-перепелятник подзывает свою возлюбленную. Как могу я молчать, когда я состязаюсь с ним? Я буду призывать возлюбленного Бога так долго, как ястреб будет звать свою возлюбленную, и даже дольше, потому что его возлюбленная поблизости, может быть, даже на соседнем дереве! Мой же возлюбленный Бог очень далеко. Я буду петь, пока мой голос не достигнет Его". И Нанак возобновил вою песню.
Нанак приближался к Богу с помощью своего пения: его путь необычен — его тропа расцвечена песнями. Первое, что надо осознать: Нанак не следовал по пути аскетизма, не использовал медитацию или йогу, он только пел, и своим пением он приближался к желаемому. Он пел всем своим сердцем и душой, поэтому его пение становилось медитацией, его пение становилось его очищением и его йогой.
Когда кто-нибудь отдается тому, что делает, всем сердцем и всей душой, это дело становится его тропой. Даже бесконечная медитация не приведет никуда, если в ней участвует лишь половина сердца, но если вы поете простую песню и полностью поглощены ею, если танцуете и полностью погружены в свой танец — вы достигнете Бога. Вопрос не в том, что вы делаете, а в том, как много себя вы вкладываете в свое действие.
Дорога Нанака к высшему пониманию, к божественной реализации устлана цветами и овеяна песнями. Все что он говорил, он говорил в стихах. Его дорога была преисполнена мелодии и благости, над ней витал аромат амброзии.
Кабир говорит: "Мой очарованный ум был так опьянен, что я осушал наполненный кубок, не заботясь о мере выпитого". Так было и с Нанаком: он пил, не заботясь о том, как много им выпито, к тому же он пел и пел. И его песни не были песнями обычно! о певца. В них содержится звучание правды, отражение Бога.
А теперь — о Джапджи. Безлунная ночь, о которой рассказывалось в начале, случилась, когда Нанаку было около шестнадцати или семнадцати лет. Когда же пришло постижение Джапджи, Нанаку было тридцать лет, шесть месяцев и пятнадцать дней. А в ту безлунную ночь он был лишь взыскующим, лишь тем, кто вышел на поиски своего возлюбленно! о Бога. Но его зов, его припев "Пиу, пиу, пиу…" был еще зовом ястреба-перепелятника, он не встретил еще своего возлюбленного Бога.
Джапджи было первое, что он провозгласил после того, как воссоединился с возлюбленным Богом. Ястреб-перепелятник обрел свою возлюбленную, и его зов "Пиу, пиу, пиу…" прекратился. Джапджи — это первые слова, который произнес Нанак после того, как свершилось его самопознание, поэтому они занимают особое место в речениях Нанака. Слова эти — позднейшая весть, принесенная из небесного царства.
Также нуждается в пояснении то, что предшествовало рождению Джапджи. Нанак вместе со своим другом и последователем Марданой сидел на берегу реки в полной темноте. Вдруг, не говоря ни слова, он снял одежду и вошел в реку. Мардана окликнул его: "Куда ты идешь? Ночь так темна и холодна!" Нанак шел все дальше и дальше, он погрузился в глубокие воды реки. Мардана ждал, думая, что он скоро выйдет, но Нанак не возвращался.
Читать дальше