dmitry - Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь

и самоотверженность. Вспоминая об этом, я чувствую, как раскрывается

мое сердце, так же как оно раскрылось вчера. Чтобы почувствовать прикосновение, подобное тому, которым он прикоснулся ко мне, сначала словами и тем, что они мне сказали о нем, затем глубиной своих карих глаз, а потом, когда соприкоснулись наши тела, что-то произошло,

я закрыла глаза, чтобы ощутить то, что лежит

за пределами слов, — до этого можно дотронуться, но выразить словами невозможно.

Я почувствовала, что мое сердце раскрылось, и я поверила ему больше, чем когда-либо верила миру.

Лежа в постели, я почувствовал, что сквозь мое тело проходит серия слабых энергетических потоков, которые явственно напоминали вибрации так называемой «энергии кундалини»: в восточных религиях она считается энергией духовного пробуждения, энергией, которая существует в дремлющем, спящем состоянии, пока ее не пробудит какое-нибудь важное событие или особенный человек.

Мне приходилось чувствовать ее вибрации и раньше: к тому времени я уже пятнадцать лет занимался медитацией, а слабая энергия такого рода обычно проявляется во время медитаций — но никогда раньше они не проявлялись настолько отчетливо. Невероятно, но то же самое происходило с Трейей, и именно в то же самое время.

Было восхитительно просто лежать в кровати этим утром. Чувствовать легкие волны вибраций, очень ясных и отчетливых. Они чувствовались в руках и ногах, но главным образом были сосредоточены в нижней части туловища. О чем это свидетельствует? Означает ли это, что я расслабилась, сбросила напряжение прежних неудач?

Я сфокусировалась на своем сердце и очень отчетливо ощутила, насколько оно открыто, — это было связано с воспоминаниями о тех эмоциях, которые я испытала в присутствии Кена накануне вечером. Со стороны сердца поднялась удивительно мощная волна; потом она опустилась в центр тела, а потом снова поднялась к макушке. Такая приятная, такая блаженная, почти до болезненности, — в ней были боль, томление, стремление вовне, желание, вожделение, открытость, уязвимость. Я думаю, что могла бы чувствовать себя так все время, если бы не заботилась о психологической безопасности, если бы вдруг отключила все защитные механизмы... я до сих нор продолжаю испытывать эти невероятно прекрасные чувства — очень живые и настоящие, насыщенные энергией и теплом. Словно моя сокровенная суть вдруг пробудилась к жизни.

Говорю только для того, чтобы не было неопределенности: мы с Трейей не спали. Мы даже толком не поговорили. Мы просто обняли друг друга — в первый раз на кухне, а потом еще раз, ненадолго, сразу перед ее отъездом. На то, чтобы поговорить, у нас было минут пятнадцать. Этим исчерпывались наши отношения на тот момент, и то, что произошло, потрясло нас обоих. Это было немножко чересчур, и каждый из нас пытался взглянуть на ситуацию более трезво и сдержанно. Без особого, впрочем, успеха.

После этого мы с Кеном не виделись неделю. Он сказал, что ему надо съездить в Лос-Анджелес, а по возвращении он свяжется со мной. Он снился мне еще дважды после своего отъезда. На каком-то глубинном уровне я отчетливо ощущала, что наша встреча была значимой, что в ней был особый смысл, но на сознательном уровне я пыталась отбросить эти мысли. А вдруг я просто что-то выдумываю, вдруг просто строю воздушные замки; в конце концов, у меня было немало разочарований в прошлом. К тому же, собственно говоря, — а что произошло? Несколько объятий, несколько сновидений.

Когда неделю спустя мы отправились на наше первое настоящее свидание, Кен все то время, что мы ужинали, рассказывал про свою бывшую возлюбленную, к которой он ездил в Лос-Анджелес. Если сейчас ему напомнить об этом, он смущается. Но я помню, что была приятно удивлена. Получалось, что он пытается замаскировать свои чувства, заводя разговор о другом человеке. Впрочем, с этого момента и впредь мы все время были вместе. Даже если находились порознь, каждый знал, что делает другой. Но большую часть времени мы проводили вдвоем; мы не любили быть в разлуке друг с другом. А когда мы встречались, нам нравилось быть рядом, прикасаться друг к другу. У меня было чувство, что я за долгое время изголодалась по нему — не просто физически, а эмоционально и духовно. И был единственный способ утолить эту жажду — быть рядом с ним так часто, как это только возможно. Я словно бы черпала от него энергию на всех уровнях.

Как-то одним дивным вечером в начале сентября мы сидели на веранде моего дома в городке Мьюир- Бич и пили вино; нас окружали ароматы Тихого океана и эвкалиптовых деревьев, тихие звуки летнего вечера — шум ветра в листве деревьев, далекий лай собак, звук волн, где-то внизу ложащихся на берег. Каким-то образом мы умудрялись пить вино, полулежа друг у друга в объятиях, — фокус не из простых. После нескольких мгновений молчания Кен спросил: «С тобой что-нибудь похожее происходило раньше?». Не раздумывая ни секунды, я ответила: «Никогда. Ничего подобного. А с тобой?» — «Тоже ничего похожего». Мы рассмеялись, и он сказал, пародируя интонации Джона Уэйна: «Тут что-то большее, чем просто мы с тобой, пилигрим» [8] Джон Уэйн (1907—1979) — американский киноактер, герой вестернов. В фильме «Человек, убивший Либерти Валанса» (1962; реж. Генри Форд) его герой все время называет своего товарища «пилигрим»; многие фразы из этого фильма широко разошлись в качестве цитат. — Прим. пер. .