Филип Янси - Почему? Вопрос, который остается всегда

Самый трудный момент в Ньютауне настал для меня после того, как, завершив свое обращение, я сел в кресло возле одного из пасторов — и посыпались вопросы из аудитории. «Что нам сказать тем, кто потерял близкого человека?» — спросил один из присутствующих. «Как мне быть светом для общины, когда я испытываю такую боль и настолько опустошен?» — спросил другой. Я старался изо всех сил, отвечая на эти и другие вопросы, а когда не знал, что сказать, переадресовывал их пастору.

«Чего нам ожидать в ближайшие годы? — несколько человек задали, хоть и по-разному, один и тот же вопрос. — Как уберечь имя ‘Ньютаун’ от того, чтобы на нем навеки осталось темное пятно?»

Мне вспомнилась история шотландского городка Данблейн, где в 1996 году произошла стрельба в школе, в ходе которой погибли шестнадцать учеников и их учитель. Среди детей, спрятавшихся под партами, был восьмилетний Энди Мюррей, который стал одним из лучших в мире теннисистов. Как рассказала его бабушка в интервью одному из спортивных телеканалов: «Думаю, где-то глубоко внутри него жило желание сделать что-то, что принесло бы Данблейну добрую, а не печальную славу». Он достиг этой цели после лондонских Олимпийских игр 2012 года, когда предпочел отпраздновать свою золотую медаль на частном торжестве не в Лондоне вместе с другими чемпионами, а в крошечном городке Данблейн.

Позже, по возвращении домой из Ньютауна, я натолкнулся на воспоминания Джона Дрейна — пастора, жившего неподалеку от Данблейна в то время, когда там были расстреляны школьники.

Однажды, приблизившись к воротам школьного двора, которые превратились в место безмолвия, я увидел группу молодежи в возрасте от семнадцати до двадцати лет. Они выставили в круг на мокрый асфальт шестнадцать свечей — по одной на каждого погибшего ребенка — и зажгли их сигаретой… Увидев меня, они поняли, что я — пастор, и подозвали меня со словами: «Вы знаете, что говорить в таких случаях». Но я стоял, не зная, что сказать, и по моим щекам струились слезы. Мы постояли так минуту, взявшись за руки, после чего я произнес короткую молитву. Затем подростки тоже начали молиться. Один из них сказал: «Мне нужно стать другим!» Он взглянул на группу полицейских и достал из кармана нож. Затем, склонившись на колени возле свечей, парень сказал: «Думаю, он мне больше не понадобится», — и спрятал нож под цветами. Другой извлек из кармана кусок велосипедной цепи и поступил по примеру товарища. Еще немного постояв вместе, мы отправились каждый своей дорогой.

Присутствовал ли Бог в Данблейне? Ко­нечно, Он там был.

История Дрейна подчеркивает справедливость сказанного Чарльзом Шапью после случившегося в Сэнди-Хук: «Единственное эффективное противоядие от окружающей нас порочности — это начать жить по-новому, с этого момента и навсегда». Из-за волны недавних трагедий вся нация подвергла себя самоанализу, пытаясь понять, что должно измениться в нашем обществе.

В мой последний вечер в Ньютауне из зала прозвучал еще один, заключительный вопрос, и он был из тех, которые я хотел услышать меньше всего: «Защитит ли Бог моего ребенка?»

Я выдержал паузу, которая, казалось, тянулась несколько минут. Больше всего на свете мне хотелось с уверенностью ответить: «Да! Разумеется, Бог защитит вас. Позвольте прочитать вам некоторые обетования из Библии». Но я осознавал, что позади меня на этой же сцене мерцают двадцать шесть свечей в память о погибших, доказывая, что мы не имеем иммунитета от влияния нашей сломленной планеты. Я унесся мыслями в Японию, где выслушивал родителей, дети которых погибли в школе во время цунами, а затем — в утро того же дня, когда говорил с папами и мамами, чьи дети были расстреляны в начальной школе.

Наконец, я произнес: «Мне очень жаль, но нет. Я не могу этого обещать». Никто из нас не является исключением. Все мы умрем: кто-то — в старости, а кто-то — трагически молодым. Да, Бог предоставляет поддержку и солидарность, но не защиту — по крайней мере, не ту, которую мы отчаянно желаем. На этой проклятой планете даже Бог пережил потерю Сына.

В кинофильме «Царство теней», который рассказывает о жизни Клайва Льюиса, его жена, Джой Дэвидман, наслаждается коротким периодом ремиссии в мучительной схватке с раком. Они отправляются вдвоем в романтическое путешествие в Грецию, что стало для них интерлюдией чистой благодати. Зная, что ожидает ее впереди, когда рак опять обострится, Джой говорит: «Мои будущие страдания — это частица сегодняшнего счастья. Таков закон».