Елена Хотулева - Обретая Бога

— Иван Петрович! — она на секунду закрыла лицо руками. — Что вы натворили?! Вы забыли про обет молчания.

И тут до него дошло, что он действительно нарушил правило — рассказал о том, что он стал участником эксперимента. И его поразило, насколько быстро среагировал на это преступление его организм. Почти сразу у него схватило сердце, закружилась голова, перед глазами поплыли светящиеся круги. Он начал терять сознание.

— Вы должны принять антидот! — голос Алины звучал над ним как из какого-то иного мира. — Немедленно! Вы слышите меня?

Он с трудом открыл глаза. Как она прекрасна с растрепавшимися от переживания волосами, в этом платье с глубоким вырезом. А для чего ему принимать антидот? Смерть все равно не за горами… И зачем ему жизнь без веры в Бога? Зачем возврат к ереси материализма? Да и вообще, вдруг после приема антидота он и саму Алину увидит в ином свете. Станет просто дряхлым стариком, не способным на такие необыкновенные чувства…

— Так! Соберитесь! — она сильно встряхнула его. — Вам еще внука спасать. А вы помирать собрались. Немедленно примите таблетку! А потом расскажете мне все что захотите о законе сохранения энергии и теории относительности. Итак! Я жду!

Устоять от приема таблетки, когда тебя хочет вернуть к жизни прекрасная молодая женщина было слишком сложно — почти невозможно. Поэтому профессор из последних сил взял из рук Алины стакан с водой и ту самую капсулу активированного угля, которую она приготовила для Алекса. Через несколько минут после приема таблетки он потерял сознание…

Очнулся он все в том же кресле, только обложенный со всех сторон подушками. Алина сидела рядом на стуле и держала его за руку:

— Ну наконец-то! — она просияла и, видимо подчинившись порыву чувств, стремительно поцеловала его. — Добро пожаловать домой! Что скажете? Во что веруете?

Ему вдруг стало так смешно от этой глупой фразы. Во что он верует? Даже не верит, а верует… Он рассмеялся.

— Алина, вы прекрасны! Но так наивны в своих метаниях между православием и католицизмом. Я не верю и тем более не верую.

— Браво! — она зааплодировала ему как в театре. — Теперь я вижу, что вы живы, здоровы, и чрезвычайно правдивы. Значит, антидот действует.

От этих слов Иван Петрович окончательно пришел в себя. Да, он полностью утратил веру, которая служила ему утешением в последние месяцы. В душе образовалась какая-то мучительная пустота. Неужели вот так он прожил всю жизнь? В этом мраке безбожия? И это было нормой? Даже предметом гордости? Его передернуло от страха. А Алина? Он посмотрел на нее — такую молодую и прекрасную. Что он чувствует к ней? Неужели и его глупая старческая влюбленность испарилась вместе с религиозностью? Однако в этой области души все обстояло иначе. Видимо вера с ее понятиями греховности была все это время довольно сильным сдерживающим фактором. Потому что теперь, глядя на Алину Ивану Петровичу уже не приходило в голову мучиться совестью и вздыхать о несправедливости судьбы. Он вдруг осознал, что да, эта женщина его последняя, увы, абсолютно платоническая любовь, но отказываться от нее он не собирается.

Он поцеловал ей руку:

— Я вас люблю, моя дорогая. Вы мне спасли жизнь! Просите теперь, все что угодно. Готов для вас луну с неба достать или доказать какую-нибудь теорему.

Они оба расхохотались.

— На самом-то деле есть кое-что, о чем я хотела попросить, но боялась, что это будет слишком нагло.

Профессор заинтригованно посмотрел на нее? Что могло заинтересовать эту безумную женщину?

— Я даже представить себе не могу, о чем речь.

Она встала и в задумчивости стала ходить по комнате.

— Не знаю, насколько реально то, что я хочу… Но не буду тянуть. Иван Петрович! Мне безумно интересно узнать, как вы за мной наблюдали. То есть не просто узнать, а в реальности увидеть, как это было. У вас остался испытуемый, жизнь которого вы еще не посмотрели?

— Да… — профессор в первую очередь подумал о том, сможет ли он правильно настроить компьютер. — Есть некий Михаил. Психиатр. Он после приема таблетки ударился в исихазм, ну даже скорее подобие исихазма, и уехал на Афон. И мы остановились на том, что он изнурял себя жизнью в сырой землянке и читал беспрестанную молитву.

— А я могу посмотреть его жизнь? — ее глаза горели таким огнем, что отказать было невозможно.

— Препятствием может служить только одно, — рассмеялся Иван Петрович. — Моя старческая глупость. Если у меня не получится настроить систему слежения, то увы, вам покажут обычные сны.