Г. Рендал - Я более всех вас говорю языками

Для многих самой большой трудностью является то, что некоторые допускают: определенные дары Духа, полезные для Церкви, более не существуют, в то время как сама Церковь продолжает существовать. Они говорят, что, если первоапостольская Церковь нуждалась в них, то тем более в них нуждается Церковь последнего времени. Эта логика, имеющая только видимость мудрости, отвергает всякое мышление и знание Слова.

В связи с этим вопросом, в беседе с одним моим очень дорогим другом, последний процитировал часто слышимые стихи: “Бог вчера, сегодня и во веки тот же” и: “ Ибо Бог не сожалеет о данных дарах и о призвании ”. В его глазах это значит: “Все, что говорит Бог в Своем Слове, всегда актуально”. Я тогда его спросил, почему же он не обрезал сыновей, не приносит жертвы, предписанные Богом в Библии, не соблюдает праздник опресноков? Поразмыслив, он должен был признать, что говорил необдуманно. Даже если Слово Божие вечно, есть определенные предписания, которые сегодня больше не действительны. Он мне ответил на это: “Разумеется, для нас больше не действительны некоторые действия Ветхого Завета, но с Новым Заветом дело обстоит иначе, он весь для нас. Мы должны принимать его целиком, и прежде всего слова Иисуса Христа”. Я открыл Новый Завет и попросил его объяснить слова Иисуса в Матф. 10:5-6, где Он посылая двенадцать Апостолов, повелел им: “На путь к язычникам не ходите..., а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева” . Это говорит нам, что Евангелие должно быть проповедано только Израилю, а не язычникам. “Принимаешь ли ты это слово Иисуса сегодня?”, — спросил я его. Он некоторое время молчал, потом сказал: “Об этом я никогда не думал”.

Поскольку мы оба верили в богодухновенность Писания, в то, что никакое пророчество Бога или ни одно дело Его рук не было подвержено никакому влиянию человеческой воли, но всегда люди говорили, будучи движимы Духом Святым (2 Пет. 1:21), я спросил его: “Существует ли еще такой полезный и духовный дар созидания Церкви как новые откровения и написание Библии?” Без промедления он мне ответил: “Нет”.

Я спросил его: “Ты веришь, что этот дар закончился?” — “Да”.

“Имеет ли сегодня кто-нибудь право добавлять страницы к Библии?” — “Нет”.

“Итак, ты веришь, что Бог забрал этот дар?” — “Да”.

“Говорит ли, по-твоему, Библия, что этот дар закончился?” — “Нет”.

“И все-таки ты веришь, что он закончился?” — “Да”.

“Итак, ты веришь, что этот дар закончился даже если Библия об этом не говорит ничего. Скажи мне, почему ты тогда не веришь, что говорение на языках прекратилось, если Библия говорит что языки умолкнут?”.

Долгое время я боролся с идеей, согласно которой, Бог мог бы забрать от Церкви один или больше даров Духа. Но я вынужден был уступить перед лицом той очевидности, что остается сам Бог, а не Его дары. Дар растения был забран у Ионы, хотя он считал, что еще нуждался в нем (Иона 4:7-8). Но потеряв растение, Иона не потерял Бога, ведь если даже Бог забирает обратно дары, Он не забирает Себя Самого!

Как сравнение (а не как очевидное доказательство) из истории Израиля в пустыне, я извлек для себя урок. Израиль получал шесть дней из семи небесный дар — манну, хлеб свыше, сходящий на землю. Этого дара они не имели в Египте, хотя Бог был с ними. В пустыне это знамение заранее указывало на то, в Ханаане их ожидают богатые урожаи. Это продолжалось в течение сорока лет. С момента их вхождения в обетованную страну, манна больше не подавалась (И. Нав. 5:12). Бог больше ее не давал. Почему? — Потому что они имели уже урожаи на земле. Этот дар, являясь знамением и тенью будущих благ, став реальностью, прекратился.

Я продемонстрирую это сравнение тремя пунктами:

Манна не была дана в Египте, точно также как и говорение на языках не было дано Господу Иисусу Христу во время Его земного служения.

Манна, сходящая на протяжении сорока лет в пустыне, объявляла Ханаанские урожаи, также как говорение на языках объявляло Иудейскому народу о спасении язычников (Деян. 2:17-21).

Манна не продолжалась в Ханаане. Таким же образом, согласно Павлу, говорение на языках не продолжается тогда, когда очевидность спасения язычников больше не отрицается и не опровергается.

Покидая теперь поле сравнения, всегда обсуждаемое, нас непреодолимо вынудили прийти к двойной истине, так как она содержит в себе и доктринальный, и в то же время абсолютный характер.