История Византийской империи. Том 5

Но Валлон бережно охранял вверенное ему сокровище, возжигал каждую ночь перед главою не только лампаду, но и восковую свечу, горячо молясь, чтобы сам мученик засвидетельствовал, его ли это глава, и, лишь имев соответственное видение, Валлон успокоился как исполнивший весь свой христианский долг. Латинские клирики разыскивали мощи в монастырских тайниках и ломали стены; находили святыни, закопанные на дворах, как в Манганском монастыре голову св. Георгия, патрона обители, и вместе с нею главу Предтечи, святыню студитов, переселившихся, по-видимому, в Манганский монастырь; в погоне за святынями они устраивали вооруженные набеги на пригородные монастыри и, найдя окошечко подалтарной конфессии, с торжеством спешили унести свою добычу, а греческие монахи робкою толпою бежали вслед за ними, плача и прося напрасно (рассказ хроники Дандоло об увозе мощей патр. Тарасия). Следов жалости и уважения к христианской вере греков не встретим в этих сказаниях.

Дошло составленное греками перечисление преступлений, совершенных латинянами в святом Константинополе при взятии, помещенное в рукописи вслед за перечнем вероисповедных грехов латинян. Они, оказывается, сожгли более 10 000 (!) церквей и остальные обратили в конюшни. В самый алтарь св. Софии они ввели мулов для нагрузки церковных богатств, загрязнив святое место; туда же впустили бесстыжую бабу, которая уселась на патриаршем месте и кощунственно благословляла; разбили престол, бесценный по художеству и материалу, божественный по святости, и расхитили его куски; их вожди въезжали в храм на конях; из священных сосудов ели вместе со своими псами, святые дары выбросили, как нечистоту; из другой церковной утвари сделали пояса, шпоры и прочее, а своим блудницам — кольца, ожерелья вплоть до украшений на ногах; ризы стали одеждой мужской и женской, подстилкой на ложах и конскими чепраками; мраморные плиты из алтарей и колонны (кивориев) поставлены на перекрестках; мощи они выбросили из святых рак (саркофагов), как мерзость. В госпитале св. Сампсона они взяли иконостас, расписанный священными изображениями, пробили в нем дыры и положили на «так наз. цементе», чтобы их больные отправляли на нем естественные потребности. Иконы они жгли, топтали, рубили топорами, клали вместо досок в конюшнях; даже во время службы в храмах их священники ходили по положенным на пол иконам. Латиняне разграбили могилы царей и цариц и «обнаружили тайны природы». В самых храмах они зарезали многих греков, священнослужителей и мирян, искавших спасения, и их епископ с крестом ехал во главе латинской рати. Некий кардинал приехал в храм Михаила Архангела на Босфоре и замазал иконы известью, а мощи выбросил в пучину. Сколько они обесчестили женщин, монахинь, скольких мужчин, притом благородных, они продали в рабство, притом, ради больших цен, даже сарацинам. И таковые преступления совершены против ни в чем не виноватых христиан христианами же, напавшими на чужую землю, убивавшими и сжигавшими, сдиравшими с умирающих последнюю рубашку!

Горе греков, поругание их святынь, отозвалось по всему православному Востоку, включая и Русь, и залегло глубоко, оставило глубокий след в душе греческого народа. Бесплодны были попытки примирения, вражда к латинству, доселе скорее литературная, стала стихийной. Горе греков имело для них благодетельные последствия. В самом горниле бедствий, в константинопольских обителях, среди ученого монашества с деятелями бывших высших школ во главе, воспиталась пламенная, непреоборимая ненависть к латинству; отвлеченные интересы сменились фанатическим служением народным идеалам, оскорбленным жестокою действительностью. Это оплодотворило литературное движение в Никейском царстве. Грубый материализм латинян вызвал в интеллигентной среде откровенное презрение, которое уберегло в греках народную гордость, не дало развиться примирительному направлению, покорному силе, и тем способствовало восстановлению через несколько десятилетий утраченной политической независимости и единства.

В итоге вышеизложенного разоренный Константинополь надолго утратил свое мировое значение, и его история становится местною. Общеисторическую важность сохраняет политика Иннокентия ко вновь избранным латинским патриарху и императору, новый неожиданный фазис векового спора Рима с Константинополем.

Покидая грустную картину бедствий, упавших на византийскую столицу, переходим к изложению вызванных новыми событиями идей и планов главного, закулисного виновника этой трагедии.