Лин Бао - Беседа Ши со своим сыном, или Тайны Дао Императора

Неторопливо скользили одежды Мастера гун- фуча. Пела в сосудах вода, готовясь соединиться со спящими листьями чая, чтобы разбудить их ото сна и закружиться вместе с ними в сакральном танце.

Тонкие чашечки впитывали аромат божествен­ного напитка, нехотя расставаясь с ним в ожида­нии следующего круга. Отец, император, и его сын, фактический правитель Поднебесной, сидели друг напротив друга.

Время остановилось для них.

Ши улыбнулся и вопросительно посмотрел на отца, с надеждой предполагая, что это всего лишь предлог для того, чтобы побыть вместе с сыном.

Но отец тоже улыбнулся в ответ и попросил Мастера гунфуча поставить третий прибор. Ши подал знак рукой, и на женской половине начался неболь­шой переполох: все бросились искать наследни­ка, который, ничего не подозревая, сидел в саду в зарослях дерезы и отправлял себе в рот нежные оранжевые ягоды. Наследника наспех умыли, пере­одели и привели в залу для чайной церемонии.

Мыслями еще сидя в кустах с лакомыми ягода­ми, наследник пытался понять, почему его приве­ли сюда и оставили одного стоять среди большой залы. Дед, умиленно взглянув на это создание, при­гласил внука за стол. Мальчишка бойко и уверен­но занял приготовленное для него место. Мастер гунфуча наполнил чашки. Дед взял свои чашечки,

и внук осторожно повторил за ним все движения. Сердце Ши наполнилось гордостью и невыразимой радостью.

Настанет день, - проговорил дед, обращаясь к Ши, - и твоя жизнь будет зависеть от него.

Ши захотелось обнять и взять на руки своего ребенка, но отныне этот малыш уже перестал быть ребенком. С этого момента он переходил на муж­скую половину и должен был вызывать совсем дру­гие чувства. Ши вспомнил себя в детстве, как он бегал по бесчисленным дорожкам в саду, как лазил на деревья, прятался в тени беседок. Однажды отец так же хотел его приласкать и обнять, но он вы­рвался и забился в угол его кабинета.

Однако сын Ши каким-то особым чутьем уло­вил это желание отца и сам, взобравшись к нему на колени, крепко обнял его за шею. Он был со­всем другим, этот малыш. Он был открытым миру. Из груди Ши непроизвольно вырвался вздох. Это был вздох, сдерживающий готовые политься слезы. Ши прикрыл глаза, расслабил мышцы лица, чтобы остановить поток чувств, налетевший шальным ветром из далекого детства, и нежно обнял сына.

Таким коротким показалось это объятие для Ши! Однако Мастер гунфуча сменил приборы и взял новый чай. Дед, улыбаясь, смотрел на сына и внука, понимая, что слишком рано ему самому пришлось сделать своего сына взрослым. Хотя, кто знает, что такое рано. И бываем ли мы детьми.

Наше сознание так же ясно, и наша боль так же сильна в детстве, как и во все другие периоды на­шей жизни. Только в детстве мы больше умеем про­щать и отпускать. И только в юности мы можем быть достаточно мягкими и ранимыми, чтобы вы­жить. Ведь только будучи мягкими и ранимыми, мы можем почувствовать опыт, как опыт, осозна­вая его. Только благодаря чувствам и эмоциям мы продолжаем искать решения ситуаций, по многу раз проигрывая все варианты в своем сознании.

К сожалению, с возрастом мы становимся все более жесткими и спокойными, позволяя ригид­ности проводить в сознание и тело дыхание смерти. Как сказано в «Дао-дэ цзин», твердое и жесткое по­гибает, мягкое и гибкое живет. Истинный мужчи­на остается гибким и подвижным внутри, только внешне демонстрируя спокойствие и невозмути­мость. Именно концентрация энергии и движения внутри позволяет мужчине принимать взвешен­ные и продуманные решения.

Женщина, наоборот, с годами становится бо­лее активной внешне и более прохладной и рас­судительной внутри. Именно это позволяет ей становиться мудрее и хорошо сплетать паутину социальных связей[3].

Ши отпустил сына, и он занял свое место за чай­ным столом.

Четверо мужчин сидели в зале для чайной цере­монии: Император Поднебесной Гуанцзун, напро­тив - Ши, его сын по правую руку и Мастер гунфуча по левую руку. Было тихо, и было слышно, как за­кипает вода, словно шум ветра в кронах столет­них сосен, как шелковое одеяние Мастера гунфуча касается чайного столика, как мягко опускаются фарфоровые чашечки на влажную поверхность отполированного самшита. И только пение птиц, доносящееся из раскрытых окон, было ажурным фоном для всего этого действа.

Дед улыбнулся, перевернул свои чашечки и на­чал считать пузыри... Малыш весело засмеялся...

Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восем­надцать...