Владимир Зоберн - Страшный Cуд - Православное учение

— Когда наступит урочная минута моей кончины, я буду говорить вам так: «Простите меня, грешного, и помилуйте!» А вы отвечайте: «Господь Бог тебя простит и помилует» и при этом как можно внимательнее всматривайтесь в движение моего тела и выражение лица. Если я сам спокойно выпрямлюсь, сложу руки, сомкну глаза, и на моем лице будет выражение радости, то знайте, что Ангелы Божии будут брать мою душу, а если я скорчусь и умру безобразно, значит, злые духи возьмут ее.

Это наставление больного тем более усилило старание предстоящих внимательнее следить за его кончиной. Наконец роковая минута его смерти настала. 14 ноября в четыре часа дня раб Божий Петр, по предсказанному за десять дней в видении, произнес последние слова:

— Простите меня, грешного, и помилуйте!

Затем он выпрямил тело, сложил руки и, закрыв глаза, с ясной улыбкой отошел ко Господу…

В течение десяти дней после видения больной явным образом пил горькую чашу земных страданий, а под самый конец жизни выпил стакан сладкого меда, что доказывает его мирная кончина.

Дай Бог всякому православному христианину вкусить столь блаженную и мирную кончину!

Я подтверждаю, что все, написанное здесь о предсмертном видении нашего прихожанина Петра Ивановича Подсалихина, мной в последние дни перед его кончиной три раза исповеданного и приобщенного Святых Христовых Таин, верно. Священник городской карачевской Преображенской церкви Николай Капитанников.

Святой апостол Христов Павел, обращаясь к современным ему солунским христианам, писал им, чтобы они не предавались безмерной печали о своих умерших, что настанет неизбежный момент, когда воскресшие мертвые и оставшиеся еще в живых соединятся для встречи с Господом. Разлучение одних с другими лишь временное, духовная связь не прерывается. История Церкви Божией и сказания священной и седой древности представляют нам много случаев, подтверждающих эту истину. Но и наше время, несмотря на его крайний скептицизм, не лишено такого, что может быть понято только при ярком свете христианской веры, и только ею одной может быть объяснено. Приведу один случай, глубоко запечатлевшийся в моей душе, подтверждающий реальность общения мертвых с живыми.

В восьмидесятых годах прошлого века я жил в числе братии Троице-Сергиевой лавры. Одновременно со мной здесь же подвизался и простой, смиренный и неграмотный монах Смарагд, из крестьян Рязанской губернии, проходивший послушание при свечном ящике Троицкого собора. Всегда молчаливый и сосредоточенный, как бы ушедший в себя, он не общался ни с кем. Только инока лавры отца Георгия он иногда просил написать письмо к его родному брату, крестьянину, которому Смарагд старался посильно помогать.

Всегда аккуратный и ревностный в исполнении возложенных на него послушаний, Смарагд несколько дней подряд не показывался в церкви, и когда я осведомился о причине его отсутствия, мне сказали, что инок Смарагд из-за быстротечной простуды мирно предал свой дух Господу, напутствованный всеми спасительными Таинствами Святой Церкви. Смерть в среде монашествующих не вызывает глубокой и безутешной горести о почившем, и если бывает причиной чего — то это молитвы об умершем и глубоких размышлений о неизбежности смертного часа. Так было и сейчас. Тихо и скромно тело монаха Смарагда похоронили на лаврском братском кладбище и понемногу стали о нем забывать.

Прошло уже более сорока дней после его кончины. Однажды в холодный зимний вечер, после вечернего богослужения, мы сидели вдвоем с отцом Георгием в его теплой и уютной келье, разбирая только что полученные им журналы и беседуя по поводу помещенных в них статей. Мирно пообщавшись со своим просвещенным другом до одиннадцати часов вечера, я, пожелав ему спокойной ночи, удалился в свою келью. Наутро встречаю отца Георгия. Он поздоровался со мной и сказал:

— А я вчера ночью едва не побежал к тебе, и только один Бог укрепил меня в решимости остаться у себя в келье.

— Отчего?

— Видишь ли, — продолжал отец Георгий, — как тебе известно, вчера о покойном Смарагде ни у тебя, ни у меня не было даже и мысли. Когда ты ушел, я совсем не хотел спать, но прилег отдохнуть на постель в своей спальне, оставив в зале на столе горящую лампу. Мысли, одна разнообразнее другой, вереницей проносились в моей голове. Вдруг я инстинктивно почувствовал, что в комнате есть кто-то посторонний. Я поднял глаза и увидел в дверях стоящего в мантии и клобуке покойного отца Смарагда. Он молчал. Молчал и я, не чувствуя в то же время ни страха, ни смущения. Первым нарушил молчание отец Смарагд.