Трушова - Православие и Культура

Въ многочисленной литературѣ, посвященной кризису европейской культуры, брошюра Зиммеля является одной изъ самыхъ интересныхъ и глубокихъ. Написанпая съ присущей всегда Зиммелю сжатостью, эта маленькая книжечка о «конфликтѣ современной культуры» чрезвычайно богата мыслями, ставитъ остро и прямо рядъ вопросовъ, мимо которыхъ такъ часто проходитъ не задумываясь современная мысль. «Вотъ уже нѣсколько десятилѣтій, пишетъ Зиммель, какъ мы живемъ безъ всякой общей идеи — пожалуй вообще безъ идеи: … есть много спеціальныхъ идей, но нѣтъ идеи культуры, которая могла бы объединить всѣхъ людей, охватить всѣ сферы жизни…» Зиммель думаетъ, что мы вступили въ періодъ, когда жизнь хочетъ обойтись безъ всякой формы, чтобы дать полный просторъ своимъ силамъ, — и въ этомъ отрицаніи всѣхъ формъ заключается внутренняя трагедія, «грѣхъ» современной культуры. Эта мысль Зиммеля представляется намъ слишкомъ искусственной, но это не мѣшаетъ признать полную справедливость отдѣльныхъ замѣчаній Зиммеля. Особенно интересны мысли Зиммеля о религіозномъ надаомѣ въ современной культурѣ: въ столь частомъ нынѣ поворотѣ къ мистикѣ онъ видитъ результатъ того, что прежнія формы психически «вывѣтрились», перестали удовлетворять религіозныхъ людей; «мистика стала послѣднимъ убѣжищемъ религіозныхъ людей», замѣчаетъ Зиммель. Общее движеніе религіозной жизни идетъ, по его наблюденіямъ, въ томъ направленіи, чтобы раствориться въ религіозности, какъ чисто функціональной опредѣленности внутренней жизни. «У очень значительнаго числа современныхъ людей, у которыхъ окончательно отпали всѣ потусторонніе предметы вѣры, ихъ религіозная воля сохранилась…» Нельзя лучше изобразить трагедію Западной культуры, не могущей отойти отъ благовѣстія Христа, но не вмѣщающей его въ своемъ сознаніи… Современные люди ищутъ выхода въ своеобразной музыкальной религіи; хорошо говоритъ Зиммель по этому поводу, что «религія должна была бы стать не отдѣльной мелодіей внутри симфоніи жизни, но опредѣлить тональность, въ которой должна быть построена вся эта симфонія.» Если Зиммель правъ въ этомъ своемъ сужденіи, то мы, православные, должны признать, что европейская душа значительно приблизилась къ намъ, что былая идея «секуляризаціи» жизни отъ религіи поблекла и потеряла свою силу. Но послушаемъ еще Зиммеля: «дѣло идетъ нынѣ уже пе о такъ называемой «посюсторонней религіи» (т. е. не о религіи человѣчества, которую насаждали О. Контъ и Фейербахъ В. З.), ибо и эта религія все еще связана съ опредѣленными формами, въ ней все еще дѣйствуютъ остатки трансцендентной религіозности.»

«Жизнь стремится выразить себя непосредственно какъ религіозная, — не на языкѣ съ даннымъ запасомъ словъ и предписаннымъ синтаксисомъ: душа хочетъ сохранить свою религіозность, хотя и утеряла вѣру во всѣ опредѣленныя, скорѣе предопредѣленныя содержанія.» Не скрывается ли въ этихъ словахъ самая глубокая тайна въ діалектикѣ западнаго христіанства? Въ итогѣ средневѣковья получился распадъ духовной цѣлостности, и религія, чтобы стать вновь всепроникающей силой, должна стать чисто музыкальной и быть свободной отъ всякаго идейнаго содержанія; можетъ быть, такимъ путемъ вернется западная религіозность къ подлинной христіанской цѣлостности духа? «Я сомнѣваюсь однако, пишетъ дальше Зиммель, — не является ли эта «функціональная» религіозность, безформенная по существу, — простой лишь игрой? Не нуждается ли неизбѣжно религіозная жизнь въ своемъ объектѣ?» Эти слова Зиммеля, конечно, справедливы: чисто «музыкальная», свободная отъ всякой формы, отъ всякихъ идей религія имѣетъ значеніе лишь переходной ступени. «Возвышеніе религіозной жизни, пишетъ Зиммель, до чистаго самоуслажденія, превращенія всего «транзитивнаго» въ вѣрѣ въ чисто «интранзитивное», — манитъ къ себѣ какъ выходъ изъ трудностей, въ какихъ слагается современная религіозная жизнь, но этотъ выходъ имѣетъ лишь временное значеніе и не освобождаетъ въ дѣйствительности отъ затрудненій.»

Эти мысли Зиммеля, спокойнаго и вдумчиваго наблюдателя преимущественно протестантской культуры, очень интересны. Если еще Виндельбандъ, въ своемъ извѣстномъ этюдѣ, посвященномъ религіи (см. его Präludien), могъ стоять на точкѣ зрѣнія «музыкальной» религіозности, какъ это мы охарактеризовали, то Зиммель –ясно понимаетъ, что на этой музыкальной религіозности нельзя удержаться. А для насъ, православныхъ, ясно, что изъ религіозной трагедіи Запада переходъ къ полнотѣ православной внутренней жизни, быть можетъ, неосуществимъ иначе, какъ черезъ «функціональную» по характеристикѣ Зиммеля, или лучше — музыкальную, но всецѣлую, всю жизнь окрашивающую религіозность.