Следует признать, что в целом между текстами Септуагинты, используемой восточными Отцами, и формулировками масоретской еврейской библейской традиции, на которую ориентировался блаженный Иероним в Вульгате при своем переводе Ветхого Завета на латынь, значительная разница, причем разница не только во второстепенных по значению чтениях и образах, но и в некоторых весьма заметных и важных элементах сюжета и смыслового содержания Библии.
Это становится хорошо заметно при внимательном обращении к двум версиям – греческой и латинской – той же книги Иова. Так, например, в тексте Септуагинты мы находим несколько важных сюжетных подробностей, отсутствующих в еврейском тексте (и соответственно – в латинской Вульгате).
К примеру, в Септуагинте повествуется, что покрытый язвами болезни Иов сидел на навозной куче вне города, о чем молчит Вульгата (см.: Иов. 2:8). А вот, например, как выглядит диалог страждущего Иова и его жены по тексту Вульгаты ( Иов. 2:9–10; Вульгата): Сказала же ему жена его: «Доколе будешь пребывать в своей простоте? Благослови Бога и умри». [Но он сказал ей:] «Ты говоришь, как одна из глупых женщин. Если мы принимаем от Бога доброе, то почему не примем злого?» Во всех сих не согрешил Иов устами своими. Однако в Септуагинте этот диалог излагается гораздо подробнее ( Иов. 2:9–10; Септуагинта): По прошествии многого времени, сказала ему жена его: «Доколе ты будешь терпеть, говоря: «Вот еще не много времени потерплю, ожидая спасения моего?» Ибо вот изгладилась с земли память о тебе: сыновья твои и дочери, болезни и труды чрева моего, которые я тщетно болезненно переносила! Сам же ты сидишь в гное червей, ночуя снаружи без покрова, а я, скитаясь и служа, переходя с места на место и из дома в дом, ожидаю, когда зайдет солнце, чтобы отдохнуть от трудов моих и болезней, удручающих ныне меня. Но произнеси хулу на Господа и умри». Он же, посмотрев, сказал ей: «Почему ты говоришь, как одна из безумных женщин? Если доброе мы получаем от руки Господа, то худого не перенесем ли?» – Во всех этих случаях с ним Иов не согрешил нисколько устами своими пред Богом (и не дал безумия Богу). Разница между Вульгатой и Септуагинтой здесь хорошо заметна и очевидна.
Но куда важнее сюжетных отличий оказываются смысловые разночтения между греческим и латинским текстами. Так, Септуагинта зачастую заметным образом смягчает «острые углы» книги Иова, особенно те ее фрагменты, где ясно выражен конфликт Иова с Богом, присутствующие в словах страдальца упреки в божественной несправедливости, обращенные к Самому Творцу. Например, если в тексте Вульгаты, вполне согласном здесь с русским синодальным переводом, формулируется: О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим! ( Иов. 16:21; Вульгата), то в Септуагинте эта дерзновенная мысль в значительной степени сглаживается: Да будет суд у человека пред Господом и у сына человеческого пред ближним его! ( Иов. 16:21; Септуагинта). Идея конфликта с Богом, некоего «состязания» с Ним, присутствующая в первом чтении, во втором случае полностью теряется и речь уже идет просто о некоем достаточно абстрактном суде человека пред лицом Божиим.
Впрочем, иногда формулировки Септуагинты при всех их отличиях от Вульгаты выглядят не менее резкими и решительными: если чтение Вульгаты фрагмента Иов. 30:22, обращенного к Богу, вполне соответствующего здесь по смыслу русскому синодальному переводу, звучит: Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня, то в Септуагинте мы видим: Ты подверг меня власти болезней и отверг меня от спасения. Согласимся, что формулировка Ты... отверг меня от спасения отнюдь не менее резкая и трагичная, чем Ты... сокрушаешь меня.
Сразу отмечу, что латинская версия книги Иова весьма напоминает привычный нам ее синодальный перевод; это происходит по причине того, что и Вульгата, и синодальная Библия в значительной мере ориентированы на масоретский (протомасоретский) еврейский первоисточник. В то же время Септуагинта оказывается очень созвучна нашему церковнославянскому тексту Священного Писания, так как славянский перевод был осуществлен с греческого языка – с текста той же Септуагинты.
Вместе с тем сами древние Святые Отцы, обладая, как правило, прекрасным образованием, были зачастую знакомы с обеими (и греческой и латинской) версиями библейского текста и потому прекрасно осознавали наличие таких разночтений.
Вообще говоря, для святителя Иоанна Златоуста существование различных древних переводов Ветхого Завета с еврейского языка (греческих ли, латинских ли или иных) – дело особой промыслительной Божественной заботы о Спасении человеческого рода. Он пишет: «Когда... должен был явиться Христос и призвать к Себе всю вселенную не только чрез апостолов, но и чрез пророков, – ведь и они руководят нас к вере и познанию Христа, – тогда наконец пророчества, как бы некоторые входы и пути, прежде загражденные неясностью языка, Бог сделал открытыми со всех сторон посредством перевода, чтобы все, стекаясь отовсюду из среды язычников и с великим удобством проходя этими путями, могли по ним прийти к Царю пророков и поклониться Единородному Сыну Божию. Потому еще до времени пришествия Христова все они были переведены... Потому, так как в Ветхом Завете предсказано и о страдании, и о Воскресении, и о Вознесении, и о сидении одесную, и о Втором Пришествии Христовом, и обо всем том вообще, что содержится в Новом Завете, то, чтобы это не осталось неизвестным для последующих народов и чтобы они не были в неведении о силе пророчества, благодать Божия еще до пришествия Христова предуготовила перевод Писаний и сделала их полезными не только обратившимся из язычников, но и тем иудеям, которые были рассеяны по всей вселенной и уже не употребляли еврейского языка» 44.
Читать дальше