Сергей Большаков - На высотах духа

Эта небольшая книжечка написана, главным образом, для делателей молитвы Иисусовой. В ней я изложил мои беседы с разными делателями ее в разное время и в разных странах. Делателей этой молитвы очень немного. Я едва могу насчитать тридцать, почивших и здравствующих. В книжечке помянуты только почившие, за исключением одной благочестивой женщины, помеченной инициалами, которая может быть еще жива.

Из делателей молитвы я выбрал только достигших внутреннего безмолвия, т. е. никого не судивших. Этой добродетелью особенно отличался Сергей Миронович Пауль. Из двенадцати лиц выбранных мною - семь монахов, трое мирян, близких к монашеству, и две женщины, обе матери семейства. Старец Михаил, Ново-Валаамский Затворник, дал мне самые ценные указания, но помогли мне также и архидиакон Аркадий, и схиигумен Иоанн, и иеромонах Дорофей, и другие.

Из этих бесед видно, как делатели молитвы понимают такие термины как “угомониться”, “внутреннее безмолвие”, “духовная прелесть” и т. д.

Беседы частью выписаны из моих дневников, а частью воспроизведены по памяти. Они посвящены моим собеседникам. Слава Богу за все!

Сергей Большаков

Бельгия, июнь 1966 г.

***

Я провел в Коневице, на дальнем севере, несколько недель в 1951 году, живя как отшельник в избушке, в лесу. Стоял конец июля. Дни были теплые и солнечные. Леса и озера, озера и леса. Монастырек был небольшой и братия малочисленная и в летах. Были среди иноков люди высокодуховные. Из них я помню лучше всех отца Дорофея. Я спросил его раз:

- Как достичь мира духовного?

- Нужно угомониться, ответил отец Дорофей, улыбаясь.

- Что значит угомониться? - переспросил я.

- А вот что. Когда я был молодым послушником на Валааме, старец мой, которому я прислуживал, сказал мне раз: “Димитрий, трудно тебе будет угомониться. Больно у тебя нрав веселый и подвижной. А не угомонишься, не достигнешь чистой молитвы, не к чему будет тебе и монашество”. Вот я и спросил его, как вы теперь меня: “Что значит угомониться?”. Старец мне ответил: “Это очень просто. Сейчас вот лето, а ты, поди, ждешь осени, когда работы на полях будет меньше”. - “Верно, батюшка”… - “Ну, а осень придет, будешь ждать зимы, первопутка, Святок, а они придут, будешь ждать весны, а там Пасху - светлого Христова Воскресения?” - “Правда, отче”. - “Вот ты сейчас послушник, а, поди, ждешь того времени, когда будешь рясофором?” - “Да, батюшка”. - “Ну, а там, поди, и мантии будешь ждать, а там иеромонашества. Вот это и значит, что ты не угомонился. А вот, когда тебе будет все едино, весна или осень, лето или зима. Святки или Пасха, послушник ты или схимник, а будешь ты жить сегодняшним днем, ибо “довлеет дневи злоба его”, не будешь помышлять и ждать, а всецело предашь себя воле Божией, вот ты и угомонишься”. Много лет прошло, принял я мантию, получил иеромонашество и все ждал чего-то. Перевели на кашевара. Не хотел, а пришлось подчиниться. Ну, а уж как сюда перевели, то шел весело, а иные плакали. На все воля Божия. Если будешь принимать волю Божию благодушно и с любовью, а своего чудачества не ждать, вот ты и угомонишься. Только вам еще далеко это, Сергей Николаевич. Вы еще “своего ищете”. Только без угомонения не достичь чистой молитвы!

- Скажите, отец Дорофей, в чем чистая молитва?

- А это молитва без помышлений, когда мысль не разбегается, внимание не разбивается и сердце твое бдит, т. е. устрашается или умиляется. Когда же ты молишься устами, а мысли твои далеко - то это не молитва.

- А как стяжается чистая молитва.

- Трудом, конечно. О молитве Иисусовой слыхали?

- Да, слыхал.

- И упражняться пытались?

- Пытался.

- И шло?

- Плохо.

- Вы не отчаивайтесь. Твердите себе и в свое время - придет.

- А как знать что достиг чистой молитвы?

Отец Дорофей посмотрел на меня испытующе и спросил: “О старце Молдавском слыхали?”

- Нет.

- О нем пишет инок Парфений в своих “Странствиях”. Поди и его не читали?

- Нет.

- Прочтите, очень поучительно и полезно. Его раз Парфений и спросил о чистой молитве. Ну, старец Иоанн и ответил, что как стал он подвизаться в молитве Иисусовой, сначала с принуждением великим, а потом легче и легче. А потом у него навязалось и потекло как ручеек, молитва самодвижной стала; журчит и сердце умиляет. Ну и стал он от людей уединяться, на пустыньку ушел, не только мирянок, но и мирян перестал принимать, да и монахов редко. И появилась у него тяга к молитве непреодолимая. Когда Парфений спросил старца: “А что же есть молитва непреодолимая?”, то отец Иоанн и отвечает: - “А вот что есть молитва непреодолимая. Стану, говорит, я на молитву до захода солнца, а когда очнусь, то уже высоко солнце на небе, а я и не приметил”. - Вот это и есть чистая молитва.