Сергей Большаков - На высотах духа

- А если грехи у кого, тогда как?

- Тоже просто, Сергей Николаевич. У пустынных отцов говорится: “Пришел раз молодой монах к старому авве и говорит: Что делать, авва, впадаю я все в тот же грех?”. А старец ему и говорит: “Ну раз впал, встань и покайся”. - “А если опять впал?” - “Тогда встань и покайся опять”. - “До какой же поры?” - “До самой смерти”. Вот секрет, Сергей Николаевич, как пребывать в благодушии. Несть человек в миру, аще не согрешит. О том же и святой апостол и евангелист Иоанн Богослов пишет. Но на всякий грех есть покаяние. И вот это то непрестанное покаяние спасает нас, с одной стороны от гордости и высокомудрия, а с другой не дает впасть в отчаяние.

- Как раз тут к месту молитва Иисусова, отец Аркадий. Там все взывается “Господи, помилуй”.

Так оно и есть, брат Сергий. Мы грешим не только ежечасно, не ежеминутно, словом, делом, и помышлением - принимаем охотно прилоги, то есть неподобные, сомнительные, кощунственные или похотливые помыслы, рассматриваем их со всех сторон и соглашаемся с ними, и даже если не падаем, то потому только, что не имеем подходящего случая. Вот тут-то и уместна молитва Иисусова. Пришел, например, тебе в голову хульный помысел или разожгло тебя вожделение к женщинам, или тянет тебя кого оскорбить или даже побить - то ты и обращайся к молитве Иисусовой, шепчи или в уме проходи: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного”, - и это медленно, со вниманием и скорбью. И отстанут помыслы. А если внемлешь им и падешь, то тоже не отчаивайся, а читай ту же молитву. И умиротворится дух твой. Бесы имеют обыкновение представлять нам Бога перед падением милостивым и всепрощающим. Внушают, что Господь знает, как молодой и сильный мужчина склонен к нечистоте и строго не взыщет. А по грехе бесы представляют Господа суровым и беспощадным Судьей, дабы ввергнуть нас в отчаяние. Иных даже и до самоубийства доводят, не говоря уже о помешательстве. А взывающий ко Господу о помиловании всегда пребывает в смирении. Святой и великий Антоний видел раз всю землю, усеянную ловушками диавола и в ужасе вопросил: “Кто же тогда может спастись?” И услышал ответ - смирение. Вот почему важна молитва непрестанная, Иисусова. Многие, даже в монашестве, говорят: ни к чему она! Вполне довольно церковной службы да келейного правила. Но, во-первых, мы не всегда в церкви или кельи, а искушения следуют за нами всюду, а во-вторых, если бы выпевание да вычитывание молитв в церкви или в кельи подлинно спасало бы, то, как старец Василий Пояпомерульский писал, певцы и чтецы на клиросе были бы всюду образцами добродетели, а сего мы не видим. Даже если поют красиво и читают верно, то внимание употребляется больше на самый порядок пения и чтения, как музыкальнее пропеть или по театральному прочесть, а не на смысл поемого или читаемого. Есть, конечно, певцы и чтецы весьма духовные…

- А скажите, отец Аркадий, что выше - жизнь деятельная, как вот в киновии или общежитии или в одиночестве, в затворе или на пустыньке?

- Всему свое время. Новоначальному надо идти в общежитие, чтобы его перетерло. Вон камни на берегу озера или моря бывают угловаты и востры - как попадут в воду, а потом потершись друг об друга так отшлифуются, что как яйцо или шарик становятся. Так вот общежитие перетирает наши угловатости и испытывает наше смирение, терпение, безгневие, нестяжание. А когда все эти добродетели станут нам обычны, тогда только можно устремляться на одиночество, уже в годах, лет к пятидесяти, раньше это только прихоть и суета, и многомнение. А вот, если кто обтерся и с молитвой Иисусовой свыкся, тому можно и даже должно идти на одиночество и готовиться к переходу в мир иной, духовный. Ибо, в чем застану, в том и сужду. Кто, как мудрые девы, всегда будут наготове и в молитве Иисусовой, имеет масло для факела своей души тот и переходит в мир иной готовый и призываемый. Вот о такой-то кончине мы и просим в ектениях: христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и доброго ответа на страшном судищи Христове. Вот какова молитва Иисусова. Подвизающийся в ней право - бывает смирен, прост, радушен, благостен. Чего же более мы можем желать? Стояло чудное летнее утро. На синем небе горели золотые кресты храмов, белых, розовых, светло-желтых. В яркой зелени деревьев пели птицы. Мирная радость была разлита повсюду.

Я сидел с Ниной Николаевной на балкончике лесной дачи в Нерко-ерви, среди громадных лесов, тянущихся от Куомио на юг, к тундрам Лапландии. Дача стояла одна в дремучем лесу, на берегу тихого озера. Солнце садилось и золотило тихие воды. Я постоянно любовался озером и игрою красок на нем. Утром оно было темно-синее в сумерках рассвета, потом розовое на заре, затем золотое, зеркальное, голубое, к вечеру опять золотое, затем красное, фиолетовое, черное. Голубое небо было безоблачно. Какие-то птички щебетали в лесу. С клумб тянуло ароматом цветов и свежестью озера. Муж Нины Николаевны и дети уже легли спать, только мы оставались еще на балкончике, любуясь сменой красок на озере. Белая ночь царила во всей красоте.