Антоний Храповицкий - Собрание сочинений. Том I

Определение веры как постулата практического разума можно найти в предисловии Канта к его «Критике чистого разума».

Подтвеждением признания идеи Божества за основание всякого познания мы нашли еще в статье профессора Кудрявцева в журнале «Вера и разум», 1885 г., февраль.

Вот почему Рид утверждает, что космологическое доказательство бытия Божия делается все доказательнее по мере роста науки.

См. Рид: «Великие произведения суть не что иное, как произведения великого могущества, мудрости и благости, действовавшие для великой цели. А эти силы суть качества духа (личности). Величие поэмы принадлежит не ей самой, а ее автору».

О том, что все необходимое есть уже ео ipso условное, а не абсолютное (см. Maertens Eleuteros). Этот мыслитель говорит, что абсолютным может быть только понятие, среднее между необходимостью и случаем, т. е. личность.

Поскольку субстанция непременно вносит идею о самосознании и личности, бытие существует только вместе с самосознанием. «Когда философ говорит, что нет жара в огне (объективно), то что он разумеет? – спрашивает Рид. – Что огонь не испытывает ощущение жара».

Но не всегда. См. Карийский М. И. «Критический обзор»: «Фихте Младший говорит, что личность есть собственно истина действительного; и в Боге, и в творении душ, я, личность есть бытие, тогда как все остальное, что является как действительное, есть только односторонний элемент – призрак или покров истины».

См. Каринскм М. И. «Критическийобзор».

В «Критике практического разума» Кант прямо утверждает, что самые свойства Божественной святости, благости, мудрости содержат абсолютность.

Поэтому не прав Зигварт, говоря, что если кто свободен, то не зависит в чем от Бога, то он вне бытия, наполняемого Богом, и следовательно, не существует. См. Das Problem etc.

Еще Бенеке (Grundlinien etc.) учил в нравственном поступке различать чисто моральную сторону от эмпирической.

См. Gott und der Mensch.

Подобная мысль проводится и в системе Секретана, и на ней с полным нравом опирается допущение в мире откровения и чудес как вещей вполне естественных и законных, потому что законом природы служит не механическое саморазвитие материи, но Божественная любовь.

Краузе идет далее (см. Zeitschrift für Philosophie. 1877. T. 71. S. 267): он все догматы истинной религии представляет как объективирование истин религиозного чувства и в этом видит лучшее доказательство в пользу первых.

См. Ulrizi. Gott und der Mensch.

См. О пантеистической морали графа Л. Толстого // Русское дело. 1886.18 августа.

Важность такого именно единства, единства, водворяемого любовью, должен бы понимать Гартман, который в той же «Феноменологии» говорит, что «насколько любя ближних, человек любит их в Боге, настолько он сам, и все люди, и Бог суть едино даже в индетерминистическом теизме».

Кант осуждает даже мораль нравственного чувства. Признавая всякое чувство за чувственное отношение и, следовательно, за данное не динамического, но пассивного, эмпирического самопознания, он не может признать опирающуюся на него нравственность за автономию (См. «Критика практического разума»). Буквальное подтверждение см. в «Основаниях практической философии» Лотце: «Наша собственная природа есть для нас как существ нравственных нечто чужое; так что мы подлежали бы внешнему принуждению, если б вынуждены были допускать совершение лишь того, что вытекает из этой природы».

«Опыт христианского православного катихизиса» издан в 1924 г. в Сремски Карловци и посвящен автором его, митрополитом Антонием, блаженнейшему Григорию ГУ, патриарху Антиохийскому и всего Востока. В предисловии к книге «автор приносит благодарность Святейшему Димитрию, патриарху Сербскому с его Синодом, приютившим его в эти годы в патриаршем доме, а также блаженнейшему Григорию, патриарху Антиохийскому, и преосвященным митрополитам – Герасиму Бейрутскому и Александру Триполийскому, давшим ему средства для напечатания книги».

Вышла отдельным изданием в Санкт-Петербурге в 1890 г. Полное собрание сочинений. СПб., 1941. Т. 3.

Во всяком случае, символическое значение имени пророка не должно быть встречаемо с насмешкой; если всмотреться в то значение, которое иудеи придавали собственным именам, то мы поймем, что самая попытка блж. Иеронима не должна быть осуждаема с библейской точки зрения. Обратим внимание на имена, которые давала детям своим Ева, затем Сарра, затем Рахиль и Лия, далее Моисей и проч. – и мы увидим, что в этих именах праотцами из их непосредственного настроения высказывалось то жизненное чаяние, которое наполняло их существование и выражалось в чадородии. Имена, даваемые как вымышленным, так и настоящим личностям в жизни пророков, например, Осии (Ос. 1, 410), или Иеремии (Иер. 20, 3), или Исайи (Ис. 7, 14; 8, 3; il, 6) (или непосредственно самим Богом: Аврааму и Сарре, Предтече и Христу Спасителю), показывают, что в них мыслилось нечто гораздо большее, нежели в именах теперешних, почему священные писатели не опускают без внимания даже тех имен, которые давались язычниками, например Иосифу или трем отрокам, называют дочерей Иова и т. п. Итак, ничего не говоря в защиту догадок блж. Иеронима об имени Михея, мы не можем осудить самого приема толкования значения этого имени.