Наступило время, когда старец из-за болезни почти перестал выходить из домика. В Никольском храме теперь служили иеромонахи Псково-Печерского монастыря, но паломники все равно ехали к отцу Николаю. Он принимал записки с вопросами и передавал ответ через келейниц.
Однажды на заборе появилось объявление, что по причине плохого самочувствия старца записки с вопросами не принимаются. По воспоминаниям протоиерея Бориса Николаева, старец в то время не раз “словно бы умирал”. Дыхание у него останавливалось, но пульс продолжал биться.
Фактически отец Николай провел последние годы в добровольном затворе. Ему предложили уйти на покой в Псково-Печерский монастырь, но он отказался. Как рассказывал архимандрит Тихон Шевкунов, ездивший к отцу Николаю по благословению Патриарха Алексия II, старец попросил ничего не менять в его жизни…
Митрофорный протоиерей Николай Гурьянов отошел ко Господу 24 августа 2002 года, в 17 часов 30 минут.
* * *
Согласно завещанию старца, его хоронили на острове.
Десятки священнослужителей и тысячи мирян собрались на маленьком острове проводить в последний путь своего духовного отца и советчика.
Многие отмечали, что рука у покойного старца была теплой, как у живого.
“Уход такого нужного и незаменимого человека – великая трагедия и невосполнимая потеря не только для родных и близких батюшки, но и для всех его духовных чад, – сказал о смерти старца Патриарх Алексий II. – Просто по-человечески жаль, что в нынешней жизни более не представится возможности увидеть батюшку и обратиться к нему, как к дорогому и близкому сердцем человеку…”
После смерти отца Николая местные жители не раз замечали, как голуби покидали насиженное место во дворике и слетались к могиле старца, ходили вокруг нее. Там же, у места упокоения своего хозяина, часами неподвижно сидел кот Липа. Его уносили домой, но он возвращался на могилу.
Мне довелось побывать на острове через пять лет после смерти отца Николая, в мае 2007 года. Добравшись до Пскова, я присоединился к крестному ходу и пешком прошел до Изборска. Этот крестный ход, посвященный памяти Царской Семьи, начался в городе Курске и направлялся через Изборск в Печоры. На одном из привалов – у ключей Двенадцати Апостолов – я разговорился с отцом Олегом Тэором, настоятелем псковского храма Александра Невского. Как оказалось, отец Олег знал старца Николая тридцать лет.
– Сейчас об отце Николае много говорят и пишут, – сказал отец Олег. – Грустно, что наблюдается и некоторая ревность не по разуму. Сам старец был противником смут и расколов. Он строго следовал канонам и не одобрял преждевременного и чрезмерного почитания святых, пока еще не прославленных Православной Церковью. Однажды, очень давно, я спросил старца: как молиться отцу Иоанну Кронштадтскому? Он ответил: надо служить панихиды, и только после канонизации – молебны. А ведь находятся люди, которые уже поклоняются самому старцу Николаю Гурьянову как святому, пишут его иконы, “кондак” составили… Сам отец Николай был бы противником всего этого…
– Какой была главная черта отца Николая?
– Любовь. Он был полон любви. Всех любил и жалел вообще все живое: и животных, и травку, и насекомых…
– А что он не любил?
– Пьянство. Бывало, встретит батюшка на своем острове рыбака, а тот из магазина идет. Отец Николай и отнимет у него бутылку. Да не просто отнимет, а тут же о камень ее и разобьет.
– Как вы думаете, с его приездом остров Залита сильно изменился?
– Думаю, если бы не он, на острове уже бы никого не осталось.
От святых ключей крестный ход направился к церкви Рождества Богородицы, где нас встретил настоятель храма отец Алексий Вовченко. Он тоже оказался духовным сыном отца Николая.
– До встречи с батюшкой я не думал о священстве, – признался отец Алексий. – Я был художником, окончил Мухинское училище. Не дерзал даже думать о том, что могу стать священником. А в 1990 году батюшка благословил меня поселиться в Печорах… И так стало складываться, что в 1994 году я принял сан… Отец Николай был святым человеком. В девяностые годы я часто бывал у него.
– Как вы думаете, почему он гнал некоторых людей с острова? – спросил я.
– Отец Николай, случалось, говорил: “Ой, родненькие, чего пристали? Я поп глупый, поищите себе умного! Уезжайте! Вот сейчас „ракета“ будет и уезжайте!” Если от него ждали какой-то высокой мудрости, каких-то глубоких мыслей, он таких людей отсылал от себя. Так, конечно, он никому не отказывал в помощи, назидании. Если к нему приезжали с большим горем, он всегда принимал. У него было такое слово утешения, которого я ни у кого не встречал. Бывало, едешь к нему с массой вопросов, с тяжестью на сердце, но только увидишь его, и вдруг становится все так ясно… Счастье было видеть его.
Читать дальше