Том Райт - БОГ ЕСТЬ. ЧТО ДАЛЬШЕ? Как стать теми, кем мы призваны быть

Традиция древнего иудаизма, к которой принадлежал Павел, постепенно пришла к твердому пониманию того, что страдания каким–то образом исполняют спасительный замысел Бога. Это отражают некоторые места книг пророков Исайи, Иеремии и Даниила, а также, разумеется, Псалтирь. Мы знаем также, что в центре жизни и учения Павла стоял крест Иисуса, что отражают многие его тексты, в частности Второе послание к Коринфянам. Мы не можем точно сказать, знал ли Павел какие–то высказывания Иисуса (хотя, на мой взгляд, скорее знал), вроде слов о блаженстве гонимых и призыва взять свой крест. Как он это понимал, страдания связаны с тем, что христиане не идут в ногу с окружающим миром и вступают в конфликт с «властями», которые правят этим миром. Если поведение людей не соответствует ожиданиям со стороны окружающего мира и его властителей, они должны ожидать подозрительного и враждебного отношения к себе и разного рода нападений. И если люди видят, что оказались в подобных ситуациях из–за того, что следуют за распятым Мессией, и думают о своих страданиях в контексте иудейских представлений о спасительных замыслах Бога, они обладают ключом к пониманию богословского и нравственного смысла происходящего.

В главе 5 Послания к Римлянам Павел говорит не только о том, что христиане страдают со Христом, чтобы с ним прославиться (см. также 8:17; ср. это с 2 Кор 4:10 и другими подобными отрывками, такими как Флп 3:10–11), но и о том, что страдания особым и неповторимым образом формируют характер. Страдания порождают выносливость или терпение, а терпение порождает характер (и не просто какой–то случайный характер, но такой, который выдержал проверку и оказался годным), который, в свою очередь, порождает надежду — такую надежду, которая никого не разочарует. Это кульминационный момент рассуждений Павла, и мы здесь можем видеть, что Павел, думая о христианской жизни, не только опирался на классические представления о добродетели, но и радикальным образом пересмотрел эту традицию. Иисус и Дух заставили его по–новому думать о содержании и форме добродетели, хотя он сохранил некоторые важнейшие элементы традиционной схемы: представления о конечной цели, telos, и о том, что нужно формировать характер, особые привычки, направленные на достижение этой цели.

Я говорил о том, что Римлянам 5:1–5 — это совершенно особый текст, но есть еще два новозаветных отрывка, которые отражают подобный ход мыслей. В них говорится о формировании добродетелей под воздействием событий, проработанных с помощью мышления:

С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание [dokimion] вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие [ergon teleion], чтобы вы были совершенны [teleiot] во всей полноте, без всякого недостатка

…Вы, прилагая к сему все старание, покажите в вере вашей добродетель [arete — один из трех случаев употребления этого слова в Новом Завете], в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь [адарё]. Если это в вас есть и умножается, то вы не останетесь без успеха и плода в познании Господа нашего Иисуса Христа

Очевидно, что здесь мы видим все тот же ход мысли. Одно качество влечет за собой другое. Дело не в том, что надо потратить годы на приобретение первого, чтобы потом перейти ко второму и так далее. Эти качества действуют сообща. Суть дела в том, что надо смотреть вперед: цель всего этого — приносить плод в Иисусе (2 Петр), стать «совершенным», teleioi, готовым к любому испытанию, поскольку сформированный характер делает тебя готовым ко всему (Иак). Конечно, мы могли бы потратить гораздо больше времени на изучение этих текстов, но в целом их суть прозрачна.

Все это ставит перед нами ряд важных взаимосвязанных вопросов, о которых мы поговорим в следующей главе. Как теоретические представления Павла о христианской жизни реализуются на практике? А в частности, какое место здесь занимают «плоды Духа» и «дары Духа»? Почему Павел выделяет отдельные аспекты характера, тогда как другие он просто называет «добрыми» и «злыми», думая, что для его слушателей это понятно без разъяснений? Похоже, иногда он добавляет к этике добродетели какие–то «правила» — почему он так делает? И среди прочего встает еще один вопрос, связанный со всеми другими: почему он снова и снова говорит о значении веры, надежды и любви? Какое место эти качества занимают в его картине христианского характера? Являются ли они добродетелями в классическом смысле слова? И если это так, как их особое место влияет на саму природу добродетели? И наконец, как представления Павла о церкви как об одном теле, единой общине влияют на воплощение христианской добродетели?