Александр Мень: История религии (Том 1)

Религия была решающим импульсом во многих исторических движениях.

Принятие Азией буддизма, проповедь Евангелия в античном мире, экспансия

ислама, Реформация Западной Церкви стали подлинными вехами в жизни

человечества. Даже сама борьба против религии есть косвенное признание ее

значения.

Влияние религиозной веры простирается от грандиозных социальных

потрясений до интимнейших глубин человеческого сердца. И именно последнее

составляет ее главную силу.

Обращаясь к религиям минувших веков, мы сможем убедиться, что они имеют

не только исторический интерес, но в них есть нечто вечное, актуальное в

любую эпоху.

Однако многие, соглашаясь признать важную роль религии в прошлом,

уверяют, что для людей XX столетия она умерла или умрет в ближайшем будущем.

Говорят, что мир окончательно входит в период безверия.

Справедливо ли это? Не кроется ли именно за борьбой против религии,

которая ведется на протяжении почти всего нашего века, бессознательный страх

перед ней и неуверенность ее врагов в своей правоте?

x x x

Еще в античные времена считалось, что нет ни одного народа, который был

бы совершенно лишен веры. Это утверждение сохраняет силу и поныне. Как верно

заметил Н. Бердяев, даже атеистов нельзя считать людьми по-настоящему

неверующими. В их воззрениях проявляется смутное религиозное чувство, хотя и

направленное на земные объекты, личности и идеи. Антирелигиозные доктрины

нередко бывают связаны с внутренними порывами мистического характера;

идеологические мифы, принимаемые на веру, есть по существу перелицованная

религия\1\.

Одним из немногих атеистов, рискнувших довести свое богоотрицание

действительно до логического конца, был Фридрих Ницше.

"Бог умер!" - восклицал он и лихорадочно спешил изгнать из жизни людей

все, что о Нем напоминает. Бог умер, и, следовательно, Вселенная - не более

чем игра слепых стихий. Небо пусто, мир пуст, все повторяется в бесконечном

течении времени. Смысла нет, цели нет, нет ничего, что имело бы цену. И как

смешны поэтому притязания человека на величие! Он вышел из небытия и уйдет

туда же вместе со своей жалкой цивилизацией и планетой. Естественно, что

Ницше отверг все нравственные принципы христианства, ибо закон природы - это

торжество сильнейшего. Он с презрением говорил и о возможности любых

социальных преобразований: что такое общество, как не проявление все той же

мировой бессмыслицы?

Тем не менее лишь редкие люди решались на столь радикальные выводы.

Большинство атеистов отшатывались от мрачной картины обесцененного бытия и

прибегали к тому, что Ницше называл "тенью Бога". В мертвой пустыне безверия

они разбрасывали между камнями цветы, принесенные из далеких садов, стараясь

смягчить зловещее впечатление от ее ландшафта. (Сам Ницше в конце концов не

устоял и попытался найти прибежище в идее сверхчеловека.) В результате

возникали верования атеизма, украдкой привносящие смысл в бессмыслицу,

предназначенные примирить человека с тем, что он по самой природе своей не

может принять. Вот почему многие непоследовательные атеисты говорят о

величии добра, о том, что людей непременно ждет высочайший расцвет, ради

которого нужно быть готовым к самым большим жертвам. Они ценят

самоотверженность, героизм, справедливость.

В наши дни этот разлад между атеистическим взглядом на мир и жаждой

идеала особенно ярко проявился у Альбера Камю. Настаивая на "абсурдности"

бытия, он тем не менее стремился опереться хотя бы на нравственную волю

человека. Он боролся за права людей, против тирании, спорил, обличал,

проповедовал. Между тем подобная позиция едва ли вытекала из его теории

абсурда. Камю сам признавался в этом своим оппонентам. "Сказать по чести, -

писал он им, - я с трудом находил для спора с вами другие доводы, кроме

властной тяги к справедливости, которая, в конце концов, столь же мало

разумна, как и самая неожиданная страсть"\2\.

Есть что-то трагическое и волнующее в этом стремлении атеистов укрыться

от бездны равнодушной Вселенной, от пустого холодного неба. Тут - не просто

страх и тревога, но неосознанное тяготение к тому, что догматика атеизма

отрицает: к Смыслу, Цели, разумному Началу мира. И никакие доктрины не в

состоянии искоренить это присущее человеку таинственное тяготение. Его

признает реальным фактом даже такой атеист, как известный психоаналитик Эрих