Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

Счастливы были скитяне тем, что благословил их Господь подвизаться здесь в духовном деле спасения, в покаянии, посте и молитве. Но вот и благочестивые миряне часто так прилеплялись душой к этому святому месту, что оно становилось для них необходимым, – оно роднило их с иноками и между собой – в Боге. Некоторые из таких мирян оставили свои записи, в которых выражено благоговейное любование уже одним видом этого места. Высказывания эти, написанные в разное время, сливаются как бы в духовную поэму, восхваляющую Дом Господень. Они с любовью замечали каждую черточку здешней природы, вместе с тем невольно улавливали дух молитвы и мира, разлитый здесь… Пройдем с ними по дорожке, ведущей из монастыря в Скит, и внимательно рассмотрим Святые врата, устроенные весьма мудро.

«Скит построен в самом лесу, очень близко, впрочем, от монастыря, всего минутах в десяти ходьбы, – писал там же К. Н. Леонтьев. – К нему идет усыпанная щебнем дорожка в тени великолепных деревьев. Главная дорожка случайно, или по верному художественному чувству распорядителей, идет не совсем прямо, а чуть заметно уклоняясь в сторону, от этого Скит долго не виден, но потом вдруг из чащи предстают вам скитские ворота. Они имеют вид как бы небольшого храма, с одною белою главой наверху. Самый выбор этих цветов чрезвычайно удачен. Это так тепло и красиво: и летом – в густой зелени леса, и зимой – в снегу, из которого поднимаются суровые ели и сосны… По обеим сторонам дверей, под этими воротами, на стене изображены почти все главные подвижники и учители монашества: Антоний Великий, Нил Сорский, Исаак Сирин и другие. Все с развернутыми свитками, на которых славянские надписи, изречения их. Если кто-нибудь захочет тут остановиться и внимательно подумать при чтении этих свитков, он найдет уже в них всю основную, так сказать, азбуку монашеской жизни. Внутри, со стороны Скита, на этих розовых, как бы мирно-радостных и приветливых воротах изображена икона Знамения Божией Матери. Под иконой есть подпись: “Все упование мое на Тя возлагаю, Матерь Божия! Сохрани мя под кровом Твоим”… Кто, войдя в ворота Скита, обернется, тот непременно прочтет эту подпись, и она на многих действует с особенной силой. Отец Климент (Зедергольм) говорил мне сам, что как только увидал он эти ворота, как вошел в этот просторный, тихий и цветущий Скит и посмотрел на все вокруг себя, так и сказал себе в сердце своем: здесь тебе кончить жизнь».

Теперь проделаем этот путь от монастыря до Скита снова, уже с А. Н. Муравьевым, замечательным духовным писателем первой половины XIX века. Он шел в сопровождении старца Макария и игумена Антония. «Мы вышли из ограды монастырской в лес… – писал он в книге «Оптина Пустынь и святые годы». – В его чаще, менее, нежели за полверсты от пустыни, основана была любителем безмолвия на кафедре епископской другая, внутренняя, пустынь для уединенных подвижников и процветала яко крин, по выражению библейскому… У низкой деревянной ограды начальник Скита позвонил в колокольчик, а игумен А. указал мне на лики преподобных пустынножителей, начертанные на святых вратах. “Посмотрите, кто здесь приветствует входящих, – сказал он, – великие Антоний, Евфимий и Савва, и наши преподобные основатели жития иноческого; с их благословения и с молитвою войдем внутрь ограды”. Взошли, и нас обвеяло ароматом цветов, которыми усажен весь Скит по краям его перекрестных дорожек; высокие георгины в полном цвете обозначали их направление, и под ними смиренно благоухала притаившаяся резеда, подобно скромной добродетели иноческой. Пустынный Скит представился мне цветущим садом, и не напрасно носил он на себе внешний образ Эдема, возращая и внутренне райские плоды сердечной чистоты и послушания».

Немного позднее, в начале 1870-х годов, другой интеллигентный паломник, Н. В. Сахаров, остановился в монастырской гостинице, откуда и направился в Скит. «От восточных монастырских ворот тотчас в глубину темного старого соснового леса, – писал он в очерке «В тихом пристанище» (1899 г.), – таинственно пошла, извиваясь, и звала за собой узкая, высоко насыпанная щебнем дорожка. По обеим ее сторонам стояли стройные высокие сосны… Ни звука, ни движения!.. Вдруг, точно откуда-то с неба, упал и медленно прокатился по безмолвному лесу звон небольшого церковного колокола… Звуки неслись из Скита… Вдали, сквозь зелень ветвей, мелькнула горизонтальная белая линия и сверкнуло что-то блестящее, словно звезда. Сделал путешественник еще несколько шагов, и перед глазами его выросли из леса деревянные белые стены Скита, входные ворота и над ними низкая каменная колокольня с невысоким шпилем, обшитым белой блестящей жестью, и над ним сверкающий золотом крест. Лес подходил к самым стенам. Сзади, и справа, и слева Скита стоял и точно охранял его тоже все лес… “Вот это пустыня, древняя палестинская пустыня!” – невольно произнес путешественник, изумленный, очарованный внешним видом Скита и его безмолвием…