Дмитрий Алексеев: Гностицизм и историческое христианство

То же самое можно продемонстрировать на примере Евангелия от Иоанна (4,21–23), беседа Иисуса с самарянкой. «Иисус говорит ей: «Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине»». Оригинал Иоанна: «Иисус говорит ей: «Поверь Мне, женщина, что наступает время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине». «Спасение от иудеев», единственный случай и, как видите, у Иоанна слово «спасение» отсутствует.

Возвратимся к Благой вести. О чем с мономанской настойчивостью говорит Иисус, обращаясь к любым своим слушателям? Он говорит о царстве Бога, именно Бога, то есть в обратном переводе «Элохима». Выражения «царство Господа» («бога Израиля») нет нигде. О царстве, приходящем прямо сейчас, буквально ломящемся в двери, не когда-то в эсхатологической перспективе, не где-то на небесах. Сразу хотелось бы оговорить очень важный для понимания момент: в Евангелии нет выражений «царство божье» и «царство небесное», правильный перевод — «царство Бога» и «царство небес», причем небеса — это стандартный семитский эвфемизм для обозначения все того же Бога. Таким образом, понимание «царства небесного» как царства где-то на небесах — это добротное язычество. Для Иисуса «небеса» — это Бог, и «царство небес» — это именно царство Бога.

Очень важно обратить внимание на следующую деталь: автор оригинала синоптических Евангелий — адопционист. Он утверждает, что Иисус становится Сыном Бога на Иордане в момент крещения, когда Бог провозглашает Иисуса Своим Сыном. В принципе, известное нам по рукописным вариантам Евангелие от Матфея придерживается этой же идеи. Для Матфея Иисус — сын Иосифа, то есть языческой мифологии о рождении полубогов из Евангелия от Луки Матфей не разделяет. Известен случай когда синайские монахи предлагали епископу Порфирию Успенскому забрать знаменитый Синайский кодекс, не находя его особо ценным, но епископ Порфирий отказался, мотивируя это тем, что кодекс «еретический», поскольку в нем написано, что Иисус — сын Иосифа. Думается, впоследствии владыка Порфирий сумел оценить глубину своей ошибки.

Но из подобных идей исходит адопционист, автор прото-Евангелия, и эти же идеи разделяет Матфей. Впоследствии уже у Иоанна Иисус отождествляется с предвечным Логосом и таким образом становится воплотившимся Сыном Бога. Далее, выражение «сын человека», постоянно применяемое евангелистами к Иисусу. Какого человека? — едва ли Иосифа и едва ли Давида. Речь идет о том самом Человеке, который создан по образу и подобию Бога в первой главе Бытия. Впоследствии каббалисты разработали вокруг образа этого человека мифологию Адама Кадмона. Но об этом же человеке говорится в гностических текстах и, в частности, присутствуют фразы «первый человек превыше всех богов» и «имя Бога — Человек».

Но тут возникает вот какая коллизия: все рожденные свыше от воды и духа (вспомним беседу Иисуса с Никодимом), тоже сыны Бога. Но если Христос — это предвечный Сын Бога, просто воплощающийся на земле, то они — сыны Бога, рожденные свыше. Продолжая тему рождения свыше, рожденные от воды и духа — это сыны Бога; рожденные от плоти и похоти — это сыны дьявола. Иоанн и в своем Евангелии, и в своем первом послании, где особенно показательная третья глава, очень четко эту идею проводит. А почему Дух выступает в роли Матери? Если мы обратимся к гностическим представлениям о Троице, то, согласно этим представлениям, Бог есть Разум. Он пребывает в себе самом и в Молчании, а Молчание в то же время является его первой Мыслью (греч. Протэнноя). И эту свою творческую Мысль он выражает в Слове, Логосе, т. е. в своем Сыне. Если мы сравним эти гностические представления о Троице с представлениями исторического христианства, то различие очевидно: в историческом христианстве Дух теряет свою роль Матери и ставится в Троице на третье место. Надо признать, что совершенно не зря выдающийся ересиарх Маркелл Анкирский, сторонник строгого монотеизма в исламском духе, порицал православных и открыто называл их учениками еретика Валентина. Действительно, ортодоксией было заимствовано именно гностическое понимание Троицы; к сожалению, с некоторым снижением этого понимания.