протоиерей Александр Мень: Русская религиозная философия

В первой половине XIX века зарождаются два течения, представителей которых условно принято называть «славянофилами» и «западниками». Здесь уже надо сказать, что настоящая религиозная мысль начинает себя осознавать. Ранние славянофилы (Хомяков, Киреевский) выступают против уклона в рационализм и говорят о мистических корнях философских. При этом они считают, что такое постижение истины — интуитивное, глубинное, нерациональное — возможно только в славянской культуре. Они создают особую философию славянского народа, ищут ее в древности, Хомяков пытался набросать философию истории в этом ключе, но не завершил труд. Напротив, западники, справедливо считая, что Россия — часть Европы, фактически отрицают все предшествующее им и ориентируются на прогресс, просвещение, науку, технику. Белинский, который был типичным западником, как рассказывают, в выходной плелся на площадь ( которую мы теперь называем Комсомольской) и смотрел на «великое творение века» — там строили Николаевский вокзал (нынешний Ленинградский). В этой стройке ему чудилось, так сказать, дыхание грядущего индустриального века, и он наслаждался этим зрелищем.

Западники были соблазнены утопией прогресса. Среди них был Герцен, романтик и утопист, который глубоко разочаровался в своей собственной утопии. Дальше скептицизма и Фейербаха он не пошел. Но в какой–то момент он вдруг понял, что свободная личность в этой утопии — миф, прогресс социальный — Молох, который пожирает своих детей, и конца этому движению не видно. И в конце концов он говорит: почему… глупо верить в Бога? А почему надо тогда верить в человека? Почему надо верить в прогресс? И он, великий утопист и романтик, потерпел тяжелое нравственное поражение. У него был блестящий философский дар, но философской системы он не создал, он собрал обломки материалистических доктрин, и на этом все кончилось.

Кто соединил эти два пути? Один из величайших мыслителей России первой половины XIX века Петр Яковлевич Чаадаев. Когда он начал писать свою книгу «Философские письма», первая статья (или первая глава, или первое письмо) была опубликована в журнале, и вы, наверное, знаете, какая его постигла судьба: журнал был закрыт, редактор сослан, а сам Чаадаев объявлен сумасшедшим, только что в психушку его не отправили. Почему так получилось? Да этой главой он хотел разбудить сознание своих читателей. Он написал горькие, суровые слова о застое, который охватил общество!

Чаадаев был великим патриотом. Он не считал, что Запад есть абсолютный идеал, но и не считал, как некоторые, что надо вернуться в патриархальную русскую старину… Чаадаев стоял на принципе сбалансированности, гармонии: он говорил, что страна, находящаяся между Азией и Западной Европой, между Востоком и Западом, способна соединить в себе два пути познания, и не только познания, но и осуществления идеала на земле. К своей книге он написал эпиграф из молитвы «Отче наш»: «Да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя как на Небе и на Земле». Он считал, что христианский идеал не абстрактный, не загробный, не заоблачный, а земной! Христос принес его на землю, чтобы люди его осуществили! И Чаадаев утверждал, что это возможно лишь при соединении в едином потоке западной активности и восточной глубины созерцания. И этот синтез, он полагал, возможен именно в его стране. Книга в России не была издана. Она вышла за рубежом, а полностью ее издали только два года назад. С 1830 до 1987 прошло много–много лет. Но сейчас, когда читаешь этот том, поражаешься глубине прозрения мыслителя. Одна из основных его идей, очень глубоких, заключается в том, что любая цивилизация, если она хочет быть здоровой и развивающейся, обязательно должна иметь духовное, религиозное обоснование — тот импульс внутренний, который будет ею руководить. Цивилизация, построенная только на светских, на материальных условиях неизбежно будет деградировать. Правота этих слов, я думаю, с каждым поколением подтверждается. И у нас, и во всем мире.

Чаадаев является одним из самых непосредственных предшественников Соловьева. Он жил в Москве, на Басманной, и умер, окруженный ореолом сумасшедшего, чудака, завсегдатая Английского клуба. Он был, как вы знаете, другом Пушкина, и очень хотел привлечь Александра Сергеевича к вопросам историософским, к немецкий философии, к религиозной философии Шеллинга.

А дальше идет новый раскол. Культура теряет свое религиозное обоснование и переходит в светскую фазу. Это уже светский национальный и философский подход. Западники теряют свой романтизм и превращаются в проповедников социальных утопий. Это и Добролюбов, и Чернышевский, и Писарев. Начинают действовать Нечаев, Бакунин.