ЕПИСКОП ГИППОНСКИЙ
По должности он тут же обратил свои размышления и изыскания на Писание, Предание, на вопросы богословские и пастырские. Августину было тогда тридцать пять лет. Пятью годами позже он сменит Валерия на епископском престоле Гиппона, второго по значению (после Карфагена) африканского города. Его собственное значение к этому времени возрастет неизмеримо: Августин станет неоспоримым главою африканского епископата, советником христианского Запада, богословской совестью Церкви.
Новый епископ Гиппонский был прежде всего служителем верующих. Он так и определял назначение всякого епископа: «не руководить, а служить». И тяжелую эту службу исполнял неукоснительно.
Ему надлежало ежедневно свершать литургию, причащать верующих, читать проповеди по воскресеньям и праздникам, причем дважды в день. До нас дошло около тысячи проповедей и наставлений, это едва ли не лучшая часть его литературного наследия, она свидетельствует о редкостном знании буквы Писания, ставшем как бы его второй натурой. Он также приуготовлял оглашенных к крещению, распределял мирские блага, вершил по утрам правосудие, заботился о бедняках и сиротах, придавленных богачами, поощрял благотворительность, ибо времена для простых людей были тяжкие — и в Гиппоне, и в Антиохии. Августин не единожды признавался, что «удручен своими епископскими заботами».
Епископские обязанности и богословские дела поглотили его время без остатка. Сохранилось около 113 сочинений, 224 письма. Он умер на третьем месяце осады Гиппона вандалами 28 августа 430 года.
СОЧИНЕНИЯ
Сочинения Августина нелегко охватить разумом, их трудно даже перечислить. Разве что Ориген превзошел его объемом написанного. Августин бывал в свой черед философом, богословом, экзегетом, полемистом, оратором, воспитателем и наставником. Читая его, мы получаем возможность судить о силе и разносторонности его дарования.
По большей части его волновали вопросы насущные и спорные. Он вступал в борьбу с манихейцами, донатистами, пелагианцами, рушившими Церковь. Августин ощущал себя в центре ортодоксии и непрестанно вставал на защиту христианской веры.
Манихейцы противопоставили единому Господу двойственный принцип Добра и Зла: свет, обитающий в Боге, и тьму — достояние Сатаны и присных его. Это был рецидив гностицизма, уже разгромленного Иринеем. Августин, какое‑то время причастный к этому учению и знавший его по опыту, нашел сокрушительные аргументы против него: он утверждал вместе с епископом Лионским, что Зло не имеет сущности и что Ветхий и Новый Завет равно боговдохновенны.
Схизма свирепствовала в Африке, как моровая язва. Киприан всеми силами стремился сохранить единство, коему угрожали бурные и пылкие африканские страсти. Донатистский раскол, обязанный именем епископу Донату, к 312 году вздыбил всю Африку: церковь встала на церковь, епископ на епископа, община на общину. Донатисты изобиловали и в Гиппоне, они вербовали сторонников среди простого люда, придавленного богатеями. Религиозный раскол все отчетливее превращался в социальный.
Августин написал свыше двадцати трактатов, ярких по мысли и столь же четких по слогу. В своих проповедях он то и дело возвращается к теме единства, пользуясь случаем изложить любопытнейшее богословское учение о Церкви и о мистическом теле, каковое он уподобляет, вслед Киприану, необшитому облачению.
Единство было с великим трудом восстановлено в Гиппоне в 411 г.; возглавил собор имперский посланник. Августин смирился с государственным вмешательством не без колебаний, признав в нем «полезное уродство». Многие века такое вмешательство оправдывали его именем: ссылался на него и Людовик XIV, добивавшийся религиозного единения силою оружия.
Последние двадцать лет Августин отдал борьбе с пелагианством. Пелагий, монах–подвижник, явился в Рим из Бретани и вознамерился искоренить распущенные нравы, проповедуя суровую и непреклонную мораль. Он полагался на личные усилия и свободу, умаляя значение благодати и излишне превознося врачующую мощь добрых начал в человеке.
Августин пишет сочинение за сочинением (впоследствии составившие два тома in quarto), обнажая греховную немощь человека, предоставленного самому себе, и утверждая необходимость благодати, понятную ему по собственному опыту. Лишь ей дано разрушить обаяние «сладкогласия плоти». Духовный опыт углубил его понятие о помощи и тайноприсутствии Божием и о человеке, изъязвленном греховностью мира. Епископ Гиппонский остался для потомства апостолом благодати Божией. В системе его представлений были свои изъяны, но он с редкой остротой ощутил главное, то, о чем идет речь на каждой странице Писания: действенность Бога и нашу человеческую зависимость от Него.
Читать дальше