Амвросий Медиоланский - Творения

И для того при дверях жилища своего имеет приготовленные и близлежащие плоды. Предлагает брату, что сохранил новые плоды и старые, то есть сохранил таинства Ветхого завета и Нового, и говорит: О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей! то есть, не кто другой, но сам Христос просветил тебя духовной благодатью. Он сам тебя окрестил, поскольку недоставало при том человеческого служения. Лишаясь малого, получил ты большее. Какие сосцы у Церкви, ежели не таинство крещения? И хорошо сказано: сосавший, как бы о таком, который, будучи крещен, ищет молока. Встретив тебя на улице, восклицает, целовала бы тебя, то есть, обретя тебя вне тела, обнимаю лобзанием таинственного мира. Никто тебя не будет презирать и не уничижит; введу тебя в покои матери Церкви и в покои таинств, чтобы ты мог пить чашу духовной благодати.

Итак, обнимая брата, ведет к своему обиталищу и, проходя далее, восходит прося, чтобы умножилась их любовь: ибо не было в них зависти и самолюбия — пороков, которые обыкновенно во многих нарушают права братской любви.

Видя их, ангелы и другие души сопровождают и вопрошают их, говоря: кто это восходит от пустыни, опираясь на своего возлюбленного (Песн. 8,5). Да не усомнимся и мы в добродетели Валентиниана. да будем уверены свидетельством ангелов, что он, омыв скверну греха, восходит к горнему, что вера очистила его и желание освятило. Будем уповать, что он, восходя от пустыни, то есть от сухого и необитаемого этого места к тем небесным увеселениям, с братом наслаждается вечной жизнью.

Блажен я, если молитвы мои чему–либо помогут. Ни один день не пройдет без воспоминания о вас, во всякой моей молитве не оставлю вас забвенных, во всякую ночь не премину молиться о вас, буду приносить за вас жертву. Кто воспретит приносить им хвалу? Кто воспретит поминать и самых непорочных? Если я забуду тебя, Иерусалим, то есть тебя, святая душа, тебя, благочестивая и миролюбивая двоица, — забудь меня десница моя; прилипни язык мои к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего (Пс. 136,5–6). Скорее позабуду сам себя, нежели вас, и если когда умолкнет слово, то будет говорить усердие, хотя замолкнет голос, но не иссякнет любовь, гнездящаяся в сердце моем.

Удивляемся, как пали сильные, как пали оба на тех Вавилонских реках, как течение жизни их было стремительнее речных потоков! Вы, любезные дети, Грациан и Валентиниан, сколь тесные имели границы жизни! Грациан, говорю, и Валентиниан! Приятно мне вспоминать ваши имена. Вы нераздельны были в жизни, нераздельны и в смерти. Гроб не разделил вас, соединенных любовью и единым благочестием. Не разделило вас различие добродетелей, ибо единой напоены верой были. Стрела Грацианова не возвращалась вспять, и правда Валентинианова не была тщетна, не была и важность его суетна. Каким образом без сражения пали сильные?

Соболезную о тебе, любезное дитя Грациан; ты проявил много знаков своего благочестия, ты требовал меня между бедствиями своими, призывал в крайностях своих и сожалел больше о моей печали в рассуждении тебя. Соболезную и о тебе, прекрасный мой Валентиниан: упадала любовь твоя на меня, как любовь залога. Ты надеялся через меня избежать бедствия, ты любил меня не только как отца, но и почитал как избавителя своего. Ты говорил: увижу ли я отца моего? Воля твоя по отношению ко мне была благая, — однако, по несчастью, недейственная. Тщетно упование на человека! Но в лице священника ты искал Господа. Жалею, что прежде не знал я твоей воли! Жалею, что прежде не послал ты тайно! Увы мне, потерявшему столь великие залоги! Как пали сильные, погибло оружие бранное! (2 Цар 1,27).

Великий Боже! никто не имеет столько, чтоб другому мог дать больше, нежели себе желает, благоволи по смерти сохранить меня с теми, которые в жизни этой были мне любезны! Как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино (Ин 17,21), чтобы хотя бы там насладиться вечным их союзом, раз я здесь не мог долее общаться с ними. Молю Тебя разбудить любезных юношей скорым воскресением и тем самым вознаградить недолговременную их жизнь. Аминь.

После сотворения человека, Моисей сообщил нам, что Бог создал и женщину: «И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его и закрыл то место плотью. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену».

Такое деяние Божие зовет меня к пониманию чего–то большего, чем то, что я читаю. Апостол приходит на помощь моим розыскам, и когда я не могу уразуметь слова: «кость от костей моих и плоть от плоти моей» или другие: «она будет называться женою; ибо взята от мужа», — то их смысл он раскрывает мне в Духе Божием, говоря: «Тайна сия велика». Какая тайна? «И будут двое одна плоть», и «посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей», и еще: «мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его». Кто этот человек, ради которого жена покидает родителей своих? Та, кто покидает своих родителей, есть Церковь, собранная от народов языческих, Церковь, которой было слово пророческое: «забудь народ твой и дом отца». Кто же этот человек, как не Тот, о Котором говорил Иоанн Креститель: «Идущий за мною стал впереди меня»? Из бока его, во время сна его Бог взял ребро, ибо Он–то, собственно, и спал, и покоился, и воскрес, потому что Господь восприял его. Но что это за ребро, как не сила, не добродетель? Когда воин пронзил Его бок, тотчас оттуда истекли кровь и вода для жизни мира. Эта добродетель, эта жизнь мира — вот что такое ребро Христово. Ребро нового Адама, ибо первый Адам был создан душой живою, второй же есть Дух животворящий. Сей второй Адам — Христос; ребро же Христово есть жизнь Церкви. И потому мы — члены Тела Его, образованные от плоти Его и костей Его. И, может быть, об этом ребре сказал Он однажды: «я чувствовал силу, исшедшую из Меня»? Таково ребро, что было вынуто из Христа, не повредив Его телу, однако ребро это не телесно, но духовно, ибо Дух не разделился Сам в себе, но дарует Себя каждому, кто пожелаaет. Такова Ева, мать всех живущих. Мать эта есть Церковь. Бог основал ее на краеугольном Камне, на котором возвышается все Здание, крепко слаженное, дабы являть собою Храм Божий.