Амвросий Медиоланский: Cлово утешительное на смерть императора Валентиниана младшего

Хотя писать о том, о чем сожалеем, есть только усиление страдания, но так как в воспоминании об утраченной вещи дух чаще всего находит себе успокоение (ибо, когда мы пишем, мы устремляем к ней мысль и внимание, и тогда она в словах наших как бы оживает), то рассудили мы написать о кончине младшего Валентиниана, чтобы из-за молчания нашего не оказалось, будто мы предали забвению этот благодетельствовавший нам залог, и память о нем непочтительно оставили, избегая случая к соболезнованию, а тем более, что соболезнующий утешается самим своим сожалением, и когда я о нем или к нему говорю, тогда как бы о предстоящем или к предстоящему речь обращаю.

Итак, что прежде всего оплакивать я буду? О чем прежде горько сожалеть? Дни желаний наших обратились в плач: Валентиниан возвратился к нам не таков, какого ожидали, исполнил он обещание свое самою смертью, но желанное присутствие его стадо нам весьма горестно. О, если бы он еще отсутствовал и был жив! Но, услышав, что Альпийские горы Италии осаждены неприятелем, пожелал лучше сам бедствовать, оставя Галлию, нежели не быть с нами, когда мы в опасности. Погрешил император, что хотел Римской империи помочь! Эта вина в смерти достойна хвалы. В воздаяние доброму Государю прольем слезы, ибо он заплатил нам смертью своей.

Но не нужно здесь призывать к плачу. Оплакивают Валентиниана все, плачут неизвестные и боящиеся, плачут принужденные и варвары, плачут и те, которые казались неприятелями. К скольким стонам побудил он народы от Галлии и до наших мест? Ибо все оплакивают его не как императора, но как общего отца, сожалея о смерти его, как о своей собственной. Лишились мы императора, о котором соболезнование наше умножается тем более, что он был не зрел летами, но мудр советами. Потому, как говорит пророк: око мое изливает воды, ибо далеко от меня утешитель, который оживил бы душу мою (Плач. 1,16); не только телесные, но и мысленные очи мои притупились, и все чувства некоей слепотой покрылись, так как лишился я того, кто обратил душу мою и в великом отчаянии сущую ободрил, и исполнил надежды.

Послушайте, все народы, и взгляните на болезнь мою: девы мои и юноши мои пошли в плен (Плач. 1,18), но неприятель узнав, что они Валентиниановы, отпустил их свободных. Сражался варвар с молодым императором и, позабыв о своей победе, помнил только его почтительность к нему. Добровольно отпустил пленных, извиняясь притом незнанием, что они были италийцы. Мы готовились еще построить стену на Альпийских горах, но Валентиниан без всяких преград, без речных потоков и снежных гор, одолев все, покрыл нас кровом своей империи. Итак, надлежит мне, кажется, употребить здесь начало пророческого плача, ибо Италия прежде веселящаяся, теперь исполнена печали? Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Нет у него утешителя из всех, любивших его; все друзья его изменили ему, сделались врагами его (Плач. 1,2).

Как о Иерусалиме сказано: горько плачет он ночью, так и наш Иерусалим, то есть, Церковь плачет ночью: потому что преставился тот, который верой и благочестием своим придавал ей сияние. Ибо действительно горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Залитое слезами лицо свидетельствует о плаче великом, но поскольку написано: щеки его — цветник ароматный, гряды благовонных растений; губы его — лилии, источают текучую мирру (Песн. 5,13); то разумеется здесь таинственная благодать плачущей Церкви, которая при кончине Валентиниана изливает благовонные ароматы своего соболезнования, прославляя его добродетельную жизнь. Смерть не могла ему повредить, потому что благовоние общественных похвал истребило весь смрад смерти.

Итак, Церковь оплакивает залог свой, и слезы ее на ланитах ее. Но послушай, какие ланиты: ударившему тебя, сказано, по щеке подставь и другую (Лк. 6,29). Ибо она в болезни терпелива, так что бьющий ее приходит к раскаянию. Бита была Церковь в щеку, когда лишилась Грациана, подала и другую, когда отнят у нее Валентиниан. Подлинно не на одной ее щеке, но на обеих слезы, ибо благочестиво оплакивает двух государей. Плачет Церковь, и щеки ее изобилуют слезами, как некими потоками благочестия. Какие же щеки у Церкви, о которых в другом месте говорит Писание: как половинки гранатового яблока — ланиты твои? (Песн. 6,7). На этих щеках сияют скромность и красота, которые являются признаком или молодых цветущих лет, или совершенного возраста. Почему в смерти верных императоров есть как бы некий стыд для Церкви, и в их столь неблаговременной кончине горестна и плачевна вся ее красота.