Льюис Клайв - О Нарнии

Я вовсе не имею и виду, что о школе писать нельзя. Я просто говорю, что такие книги намного чаще, чем скажи, становятся пищей дли нездоровых фантазий. Это касается и чтения для взрослых. На первый взгляд опасные иллюзии всегда очень реалистичны. Жертва грез читает не «Одиссею», «Бурю» [63] «Буря» — пьеса–сказка В. Шекспира (1612). или «Змея Уроборуса»; он (или она) кормится историями, где есть миллионеры, неотразимые красавицы, шикарные отели, пальмовые пляжи, постельные сцепы — вещи, которые на самом деле могли бы случиться, должны случиться, случились бы с читателем, если бы тому повезло. Как я сказал, существует два вида желаний. Одно — аскеза , духовное упражнение, а другое — болезнь.

Гораздо более серьезное обвинение выдвигают те, кто не хочет, чтобы детей запугивали. Я не могу недооценивать его; слишком часто в детстве меня изводили ночные кошмары, и я не хотел бы стать для какого‑то ребенка причиной этих адовых мук. Но ведь, с другой стороны ни один из моих страхов не возник из сказок. Я был специалистом по гигантским насекомым, за ними шли привидения. Скорее всего, привидения появились из книг, хотя, конечно, не из сказок, а вот насекомые уж точно не оттуда. Не знаю, что мои родители должны были сделать, чтобы избавить меня от этих омерзительных многоногих существ. В этом‑то и трудность. Заранее сказать нельзя, что может напугать ребенка до такой степени. Я говорю: «до такой степени», потому что страх страху рознь. Те, кто считает, что нельзя запугивать детой, имеют в виду одно из двух. Либо (1) мы должны оградить ребенка от мучительных, калечащих, патологических страхов, против которых мужество бессильно, фобий; не нужно класть па плечи ребенка то, чего он вынести не сможет. Либо (2) мы должны скрыть от него, что он родился в мире, где есть смерть, насилие, боль, приключения, героизм и трусость, добро и зло. Если речь идет о первом, я — за, если о втором — против. Во втором случае мы действительно даем ребенку неверные представления о жизни и уводим его от реальности. Нелепо так воспитывать людей, которые родились в век ОГПУ и атомной бомбы. Поскольку им придется сталкиваться с жестокими врагами, пусть хотя бы знают об отважных рыцарях, мужестве и стойкости. Иначе вы лишь усложните им жизнь. Впрочем, жестокость и кровь в книгах не вызывают у детей никаких болезненных страхов. Это показывает человеческий опыт, и я на его стороне, против современных реформаторов. Пусть будут злые короли и казни, битвы и темницы, великаны и драконы, а в конце — злодеев уничтожат. И никто не убедит меня, что ребенок испугается этого больше, чем хочет и должен. Ведь на самом‑то деле ему хочется чуть–чуть бояться.

Фобии — совсем другой разговор. Я не верю, что их можно контролировать с помощью литературы. По–моему, с ними мы рождаемся. Случается, конечно, что именно в книге ребенок найдет нечто ужасное для себя. Но будет ли это источником страха или только поводом? Если бы не эта книга, такой страх могло бы внушить что‑то другое, иногда совершенно непредсказуемое. Честертон рассказывал нам о мальчике, который больше всего на свече боялся короны на памятнике принцу Альберту. Я знаком с человеком, которому в детстве ужас внушала Британская энциклопедии — ни за что не угадаете, почему. Даже если вы ограничите своего ребенка безобидными историями, в которых никогда ничего опасного не происходит, его страхов вам не победить. Но вы лишите его всего, что могло бы облагородить их, сделать их терпимей. Ведь в сказках мы встречаем не одних злодеев, мы находим там прекрасных утешителей и защитников. И сами злодеи не только ужасны, но и величавы. Выло бы замечательно, если малыш, проснувшись ночью и услышав какие‑то звуки, не боялся бы. Но раз уж он все равно испугается, пусть лучше думает о великанах и драконах, чем о заурядных взломщиках. И мне кажется, святой Георгий или рыцарь в сияющих доспехах послужат лучшим утешением, чем мысль о полиции.

А вот если бы мне предложили сделку — избавиться от ночных кошмаров, но так никогда и не узнать о волшебной стране, — выиграл бы я? Для меня это серьезный вопрос. То, что я пережил, было ужасно. И все же такая цена — слишком высока.

Но я удаляюсь от темы. Да это и неизбежно, ведь на практике я знаком лишь с одним из трех способов. Надеюсь, заголовок не внушил вам мысли, что самоуверенный его автор решил обучить кое–чему детских писателей. Этого я делать не могу подиум причинам. Во- первых, многие пишут для детой гораздо талантливее меня, и я лучше сам поучусь этому искусству. А во–вторых, ни одну историю я не «сочинил». Когда я пишу, я скорее наблюдаю за птицами, чем строю здание. Я вижу образы. Некоторые из них похожи, у них как бы один привкус. Нужно всего лишь замереть и следить, как они соединяются друг с другом; Если вам очень повезет (мне никогда не везло настолько), из этих образов последовательно складывается картина и вы безо всякого труда получаете готовую историю. Но чаще (а со мной всегда) в ней есть пробелы. Вот только тогда и вам приходится что‑то придумывать, чтобы объяснить, почему те или иные персонажи оказались там‑то и там‑то и делают то‑то и то‑то. Не знаю, обычный ли это способ, и уж тем более — лучший ли он. Я могу писать только так; все начинается с образов.