Александр Мень - От рабства к свободе

Идея спасения, сначала утилитарная, простая идея, как у любого ребенка, — спастись от зла — она все более и более становится идеей очищения человеческого духа и человеческого рода. Идея Божественной любви, которая воспринимается сначала как просто покровительство, как представление о том, что спасающая рука над тобою, потом становится все более и более тонкой, все более и более мистической.

Это одна из черт не только Псалтири, но и многих других разделов Библии. Вот почему эта книга столь важна. Я еще раз перечислю, чтобы вы запомнили, что, во-первых, Псалтирь соединяет в себе все основные сюжетные и богословские идеи Библии. Во-вторых, она является книгой религиозной par excellence — по преимуществу, потому что это книга диалога между Богом и человеком.

Псалтирь — это не просто размышления. Как отмечает один из религиозных философов, когда мы говорим о Боге в третьем лице, мы Его не чувствуем, не касаемся; с Богом можно говорить только во втором лице, чтобы обращаться непосредственно к Нему. Когда о Нем говорят в третьем лице, Он превращается в предмет, в стихию, в вещь. А псалмопевец все время говорит именно с Ним.

В этом смысле Псалтирь можно сравнить с великим произведением христианской литературы — с «Исповедью» блаженного Августина, который не пишет о Боге, а говорит с Богом; это книга — «Исповедь», обращенная не к людям, а к Нему, что придает этому сочинению колоссальную силу. И хотя она написана в IV веке, до сих пор читается как что-то очень актуальное.

Борис Александрович Тураев, великий русский востоковед, очень тонко отметил, что Псалтирь — это особое звено, которое связывает Исайю и Иеремию с Евангелием. В ней, как вы слышали в прочитанных мною отрывках, есть откровение Божественной любви, Божественной мощи. Именно в Псалтири мы находим как бы извергающую из себя снопы света Божественную любовь.

Вот почему во всех частях Земли, где только существует Библия, после Евангелия все обращаются к псалмам. Вот почему эти строки вошли в поэзию и мышление людей. В них вся жизнь человека: радость и страдание, поиск и находки, испытания и ожидание; страх, ужас, гнев — здесь есть все! Перед нами не розовая книга, а настоящая книга о жизни, написанная иногда, могу прямо сказать, кровью!

И когда этот многогранный подлинный человек, коллективный автор этой книги, предстоит Божественной тайне, он не становится от этого маленьким, ничтожным. Иногда в антирелигиозной литературе любят писать, что человек, входя под своды огромного храма, вдруг чувствует себя маленьким и незначительным. Я никогда не чувствовал свою ничтожность под сводами огромных храмов; наоборот, они поднимают тебя вверх. А когда входишь под своды Псалтири — вдруг чувствуешь свою тождественность с этими авторами (или с этим коллективным автором), потому что все, о чем он пишет, свойственно и нам — вместе с ним мы переживаем и страдание, и радость, и ликование. Все нам кажется важным.

И я закончу, остановившись на двух псалмах хваления, чтобы можно было почувствовать, как псалмопевец возносит хвалу Господу. Это псалмы радости.

Благослови, душа моя, Господа,

и вся внутренность моя — святое имя Его.

Благослови, душа моя, Господа и не забывай всех благодеяний Его.

Он прощает все беззакония твои, исцеляет все недуги твои…

Щедр и милостив Г осподь,

долготерпелив и многомилостив…

Дни человека — как трава;

Как цвет полевой, так он цветет.

Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его.

Милость же Господня от века и до века к боящимся Его…

(Пс 102. 1–3, 8, 15–16)

Невозможно читать по-русски. Я привык по-славянски, потому что звучит гораздо красивей, хотя и не совсем вам понятно.

Вот псалом 103-й. Интересно, что в русском переводе он надписан Давидом, в церковнославянском Давиду, это более правильно, а в оригинале ле Давид. Но это надо понимать не как точное указание на автора, а как псалом, который пелся в присутствии царя из рода Давидова, как бы выражая его чувства (повторяю, авторство здесь не важно).

Но что интересно — 103-й псалом очень напоминает гимн Эхнатона, гимн богу-Солнцу. Эхна-тон жил в XIV веке до нашей эры, то есть почти за 400 лет до царя Давида. Гимн и псалом — они как бы перекликаются друг с другом. Я думаю, некоторые из вас читали этот гимн — он есть во многих антологиях по древневосточной литературе. В этом псалме дается картина мироздания:

Благослови, душе моя, Господа!

Господи Боже мой, возвеличился еси зело…