Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в. - От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина - В 2–х кн.

«Русская церковно–историческая литература чрезвычайно богата ценными работами монографического характера по всем отраслям и более или менее важным вопросам», [1] Глубоковский Н. И. Русская богословская наука в ее историческом развитии и новейшем состоянии. Варшава, 1928. С. 53. — имел все основания утверждать Η. Н. Глубоковский (1863–1937) — богослов, филолог, член–корр. Российской Императорской Академии наук и Болгарской Академии наук, блестящий историограф русской богословской науки.

Успехи церковно–исторического направления были обусловлены, с одной стороны, процессом саморазвития русской богословской мысли, с другой — влиянием светской исторической науки, которая, в свою очередь, испытывала нужду в расширении поля исследований. «Церковная и светская наука здесь очень близки, так как переплетены во всей истории Византии, — писал проф. Η. Н. Глубоковский, — поэтому и академические профессора (т. е. профессора Духовных академий. — Г. Л.) даже по требованиям своей специальной кафедры вынуждались обсуждать светские темы». [2] Он же. Богословие: обзор науки. Русская наука: отдел первый. Пг., 1919. С. 34. В своих статьях, посвященных историкам Византийской церкви, мы неоднократно говорили о том, что лишь условно можно разграничивать светскую — университетскую — и церковно–историческую византинистику конца XIX — начала XX в. и вообще неправомерно противопоставлять одну другой. [3] Заливалова Л. Н., Лебедева Г. Е. Из истории русской церковно–исторической науки: Ф. А. Курганов (1844–1920)//Историческая мысль в Византии и на средневековом Западе. Иваново, 1998. С. 181–204; Лебедева Г. Е., Морозов М. А. Из истории отечественного византиноведения конца XIX — начала XX в.: И. И. Соколов//Античная древность и Средние века. Екатеринбург, 1998. С. 139–152; Лебедева Г. Е. Из истории византиноведения и неоэллинистики в России: И. И. Соколов/ /Московия. Проблемы византийской и новогреческой филологии. М., 2001; Она же. Забытая глава в истории русского византиноведения/ /Вестник СПбГУ, 2000, серия 2. Вып. 1. С. 3–14; Она же. Из истории отечественного византиноведения и неоэллинистики: Ф. А. Курганов в 1870— 1880 гг.//Вестник СПбГУ, 2001, серия 2. Вып. 2. С. 21–32. К сожалению, такое противопоставление вошло в практику. При этом, если о В. Г. Васильевском и других основоположниках так называемой светской византологии в России никогда не забывали, то труды отечественных историков Византийской церкви в послеоктябрьский период фактически были исключены из историографии Византии. [4] Вайнштейн О. Л. История советской медиевистики (1917–1966). Л., 1968 (в том числе и славистики, и византиноведения. С. 70–81, 183–232, 361–382); Гутнова Е. В. Историография истории Средних веков (сер. XIX в. — 1917 г.). М., 1974; Удальцова 3. В. Советское византиноведение за 50 лет. М.. 1969; Курбатов Г. Л. История Византии (историография). Л., 1975. С. 116.

Подобно многим другим, было предано забвению и научное наследие замечательного русского ученого Николая Афанасьевича Скабалановича (1848–1918).

Биографические сведения о нем скудны. Наши поиски личного архива ученого не увенчались успехом. В архивах Санкт–Петербурга, среди бумаг духовных учреждений, содержится очень мало документов, связанных с его научной и педагогической деятельностью. Все же оттуда узнаем, что Н. А. Скабаланович являлся сыном священника, уроженцем Гродненской губернии, обучался в Санкт–Петербургской Духовной академии по церковно–историческому отделению. Об успеваемости Н. А. Скабалановича, о предметах, прослушанных им на втором курсе, можно судить по некоторым данным, сохранившимся в «Журналах заседаний Совета Санкт–Петербургской Духовной академии за 1872 г.». В это время воспитанникам Санкт–Петербургской Духовной академии читались следующие курсы: история философии, психология, Священное Писание, основное богословие, древние языки, новые языки, метафизика, логика, всеобщая гражданская история, которая являлась специальным предметом церковно–исторического отделения. Трудолюбие и любовь к избранной области знаний проявились у Николая Афанасьевича еще в юном возрасте; строгие педагоги, принципиальность которых хорошо была известна, оценили его успеваемость отличными оценками, и только за основное богословие он получил 4 ½ балла.